Лесные были | страница 11

— Кто же это тявкает? — обратился я к Михеичу.

Тот хитро улыбнулся.

— Пойдём посмотрим. Только осторожно, а то никого не увидишь.

Мы вошли в чащу леса.

— Тяв-тяв-тяв! — послышалось снова, но уже метрах в двадцати от нас. Лай был резкий, отрывистый, пожалуй, похожий больше на свист.

— Смотри, смотри, — зашептал Михеич, указывая на огромное сухое дерево. Под ним сидел зверёк величиной с небольшую крысу, но чуть подлиннее. Шубка его была светло-рыжая, с чёрными полосками.

— Бурундук?[3]...— удивился я.

— Он самый! Погоду предсказывает.

— Как так?

— Да вот, предсказывает... Обязательно скоро дождь будет, ненастье.

Я недоверчиво посмотрел на Михеича.

— Что ты говоришь?! Какое ненастье? На небе ни облачка, тишина, солнце...

— А всё же дождь будет! — повторил Михеич. — Пойдём поскорее в избушку.

Меня заинтересовал бурундук.

— Почему у него такая распухшая мордочка, словно он флюсом болен?

Зверёк шмыгнул под корни, вскоре снова вылез, но мордочка его была самая обыкновенная. Опухоли уже не было.

— Это он ягоды запасает, за щеками их носит, потому и мордочка кажется распухшей. Вот и пойдём-ка за ним: он нам ягоды укажет.

Зверёк соскочил с дерева и скрылся в лесу. Бурундука мы больше не увидели, но нашли много спелой брусники.

— Пособираем, — предложил я Михеичу.

В это время из-за горы донёсся глухой раскат грома. Солнце закрылось облаками, и в лесу сразу потемнело.

— Вот видишь, говорил я тебе, что бурундук к дождю свистит.

Минут через десять мы подошли к речке Чёрной. На берегу среди малинника стояла лесная избушка. В ней на нарах лежало свежее сено, около камелька — груда заготовленных дров.

— Ну, сейчас нас отсюда дождь до завтра не выпустит, — ворчал старик. — Бурундук зря не лает. Если он затявкал, так и знай — быть ненастью.

Вскоре, действительно, пошёл дождь. Михеич был прав: из избушки мы ушли на следующий день.

Солнце стояло высоко над горизонтом. Над болотом носились терпкие запахи багульника. Перелётные птицы, ласточки-касаточки и чёрные острокрылые стрижи, начали уже ранний отлёт на юг. Наступала уральская осень.

Я шагал по высохшему болоту, выбирая путь среди кочек, покрытых желтеющей осокой. Вдруг я услышал песенку.

«Ласточка поёт. Последние улетают»,— подумал я и в изумлении остановился: песенка доносилась не с воздуха, а с земли. «Это не ласточка, но кто же?»

Внимательно осматривая мхи, кочки, траву, я увидел желтовато-серенькую мышь-малютку. Она сидела у болотной кочки и, не замечая меня, самозабвенно пела.