Не выпуская сына, который уткнулся носом ему в грудь, сенатор поприветствовал меня:
— Здравствуйте, Лилиан.
— Сенатор Робертс, — ответила я.
— О, прошу, просто Джаспер, — запротестовал он, но было видно, что формальность пришлась ему по душе.
— Приятно познакомиться, Джаспер.
— Вы в этом доме почти легенда, — сообщил он. Его голос звучал размеренно, завораживающе, южного акцента ровно столько, сколько нужно. Не мультяшный герой и не ведущий новостей в Атланте. Лирический, медовый голос, и на сто процентов органичный. Очень приятный. — Мэдисон в вас души не чает, — продолжил он.
— Ох, понятно, — стушевалась я.
Что Мэдисон могла ему рассказать? Он знал, что я помогла ей не вылететь из шикарной школы-интерната? Что было бы лучше: если бы она сказала или если бы нет?
— Мы так рады, что вы здесь, — сказал сенатор.
Он не моргал. Не знаю, а вдруг умение не моргать обязательно для политика, вдруг моргание — признак слабости? Подумав об этом, я заморгала так часто, что чуть не полились слезы.
— Я рада, что приехала, — выпалила я наконец, будто после долгих мучений вспомнила следующую реплику в пьесе.
— Поужинаем? — Джаспер произнес это как заклинание, не обращаясь ни к кому конкретно. Я знала, что, когда мы войдем в столовую, там обнаружится еда, которая появилась только после того, как хозяин сказал это слово.
— Да, — ответила Мэдисон. — Ты голоден?
— Да, — ответил ее муж все еще без улыбки.
Может, он думал о своих огненных детях. Может, он думал обо мне, об этой странной женщине, которая вдруг оказалась в его доме. А может, он просто думал о действиях, которые ему нужно предпринять, чтобы стать президентом. Суть в том, что я не знала, о чем он думал, и от этого начала нервничать.
— А ты хочешь есть, Лилиан? — спросила меня Мэдисон.
Что бы случилось, если бы я вдруг сказала «нет»? Иногда я ужинала в час-два ночи. Было шесть вечера. Если бы я сказала «нет», все разошлись бы по своим комнатам ждать, пока я не буду готова? Выяснять мне не хотелось. Я, если честно, ужасно проголодалась.
— Да, я бы тоже поела, — сказала я наконец, и мы прошествовали в столовую.
Я диву давалась, как быстро оказалась втянута в ритм их семейной жизни. Не то чтобы это был естественный процесс, но при этом лезть вон из кожи, чтобы его наладить, тоже не приходилось. Я снова подумала — хотя, конечно, знала и об этом до того, как испытала на своей шкуре, — что богатство всегда может все расставить по местам.
От этого мне вдруг пришло в голову, что парочке детишек, которые как два солнца поднимались из-за горизонта, не удастся ничего сделать с этим местом, что они тут испарятся. Тогда я не сообразила, но уже потом вспомнила, что эти дети уже когда-то жили здесь, в этом поместье, и оно было для них домом, но их отсюда изгнали. Я не знала, в чем здесь мораль. Я об этом не думала.
