— Не пытайся все обставить так, будто это ты мне делаешь одолжение. — Я потихоньку начала выходить из себя.
— Нет, нет, я знаю, что прошу очень многого. Я тоже этому не рада. Но ты моя подруга, Лилиан. Я прошу тебя, как подругу, помочь мне.
Не то чтобы она ошибалась. У меня не жизнь, а отстой. Мне было плохо, и я страдала оттого, что когда-то мечтала о жизни, может, и не такой, как у Мэдисон, но, по крайней мере, обеспеченной. И я искренне, честно, до сих пор верила, что меня ждет что-то потрясающее. И если я сумею совладать с этими детьми, если вылечу их странную огненную болезнь, разве это не положит начало удивительной жизни? Это ли не сюжет для добротного биографического фильма?
— Ладно, — наконец решилась я. — Хорошо, я присмотрю за детьми. Буду их… Как ты сказала?
— Гувернанткой, — подсказала Мэдисон.
— Да, буду ею.
— Обещаю, я никогда в жизни этого не забуду. Никогда!
— Но мне, наверное, пора домой, — сказала я. — Карл уехал? Кто-нибудь подбросит меня до остановки?
— Нет. — Мэдисон встала, качая головой. — Ты сегодня не поедешь домой. Останешься здесь. Переночуешь. Если подумать, ты можешь вообще не возвращаться домой, если не хочешь. Мы купим тебе все, что нужно. Новый гардероб, лучший компьютер. Что пожелаешь!
— Хорошо, — сказала я. На меня внезапно напала страшная усталость.
— Что бы тебе хотелось на ужин? Наша повариха приготовит что угодно.
— Не знаю. Может, пиццу или что-то типа того.
— У нас есть печь для пиццы! Сегодня ты попробуешь лучшую пиццу в своей жизни!
Мы уставились друг на друга. Было три часа дня. Чем заняться до ужина?
— А Тимоти еще спит? — спросила я, пытаясь избавиться от возникшей неловкости.
— Ах, да, конечно, схожу проверю. Не хочешь чего-нибудь выпить?
— А можно мне лучше где-нибудь прилечь?
Теперь, ступая по коридорам дома, я почти не обращала внимания на то, какой он огромный. Мы поднялись по винтовой лестнице, как в каком-нибудь высокобюджетном мюзикле. Мэдисон несла какую-то чушь о том, как во время Гражданской войны по этой лестнице поднимали лошадей, чтобы спрятать их от армии Союза. Возможно, это все мне привиделось — какой-то морок, накрывающий после принятия решения, способного изменить всю жизнь.
Мэдисон привела меня в комнату, где очень недоставало принцессы в изгнании, чтобы она трагически лежала на кровати. Каждый предмет мебели на вид весил по полтонны. Предположительно какой-нибудь столяр девятнадцатого века построил письменный стол прямо в комнате, и так он с тех пор тут и стоял. Канделябр тоже имелся. Мне случалось жить в квартирах площадью в треть этой комнаты. Я подумала, пора прекращать восторгаться богатством Мэдисон. Я буду здесь жить. Все, чем владеет она, теперь станет и моим. Нужно привыкать к тому, что мне можно прикасаться ко всем этим вещам, не получая разряд тока.
