Леви водит пальцами по моей ладони, словно пытается считать с нее мои мысли, – повторяет кончиком пальца все линии и изгибы.
– Ты в порядке? – ласково осведомляется он.
Я киваю и тяну к нему руку. Я нуждаюсь в нем, как судно в надежном якоре. Притронувшись к его ключице, мои пальцы путешествуют дальше – по склоненной шее к подбородку.
– Что такое?
– Ничего, – отвечаю я Леви слабой улыбкой. Заверяющая маленькая ложь…
– Как остальные? – спрашивает Леви, убирая мне за ухо прядку волос.
Я слышу его дыхание, медленное и ритмичное. Я знаю, как звучат его легкие, как звучит его бьющееся сердце. Даже во время общинных собраний, в гуле множества других стучащих сердец, я всегда различаю размеренный ритм его сердца. Потому что оно принадлежит мне. Я знаю его, как свое собственное.
– С ними все хорошо.
– А у наших сторожей есть новости? Тео ничего не говорил?
Леви любит обсудить дела общины перед собранием. И всегда расспрашивает, что я слышала. Его интересует все: разговоры в общинной столовой и на кухне, слухи, домыслы и сплетни, которыми обмениваются члены общины, прогуливаясь вечером по междурядьям кукурузных полей. Словом, те вещи, которые ему не дано, а я могу услышать, когда никто не подозревает, что я подслушиваю.
Я также чувствую перемену погоды, наступление холодов при приближении зимы, надвигающуюся ночью грозу. Я подмечаю, когда зерновые урождаются нездоровыми, и могу отличить от других забеременевшую женщину. Я знаю, когда кто-то ссорится и когда кто-то влюбляется. Мне известны все те мелочи, что помогают Леви руководить, убеждать людей в том, что он видит и знает все, что происходит в нашей общине.
Но именно сейчас мне хочется одного: прижаться теснее к его груди, чтобы стук любимого сердца избавил меня от мыслей, смущающих разум.
– Ты же можешь расспросить Тео сам, – говорю я.
– Да, конечно, – соглашается Леви, убирая руку с моих волос. – Но ты единственная, кому я доверяю, в чьей искренности не сомневаюсь.
Мы с Леви вместе почти всю жизнь. С самого детства. Стоя по колено в холодном ручье, Леви держал сеть, сделанную из проволоки и бечевки, а я входила в воду выше по течению и, опустив в нее руки, направляла к нему шустрых рыбешек со сверкающей чешуей. А потом мы вместе доставали из сети трепыхавшихся рыбок, бросали на берег и ждали, когда из их жабр вырвутся последние судорожные выдохи.
Мы всегда нуждались друг в друге – как будто порознь мы никогда не стали бы такими сильными, как будучи вместе.
