— Прощай, Клим! — глухо произнес Волчан.
— Прощай, мой мальчик! — с нежностью сказал Тимошкин, последним подойдя к раненому. — Я помню свой долг! Мы никогда не забудем тебя!
— Прощайте, товарищ комиссар! — взволнованно ответил Клим. — Передайте привет товарищам…
Тьма сгустилась. Слабый ветерок шелестел в листьях деревьев. Клим видел, как его товарищи один за другим таяли во мраке. Как он ни прислушивался, ни один звук не подсказывал ему, здесь партизаны или уже ушли. Минут через пять он прижал приклад карабина ко дну окопчика и, волнуясь, нажал спусковой крючок. Раздался выстрел, из черного ствола вырвался сноп пламени.
Но зачем же стрелять в небо? Разве тратит впустую патроны настоящий боец? Он повернулся, и мучительная боль заставила его стиснуть зубы. «Только бы сознания не потерять!» — пронеслось у него в голове, и он вцепился руками в землю. Отдышавшись немного, Клим направил винтовку в сторону вражеских окопов и снова нажал спуск. Выждав, пока успокоится боль, он выстрелил еще раз.
Враги не отвечали. Всматриваясь в темь, Клим облизывал потрескавшиеся губы. «Нет! Так не годится! — думал он. — Они могут обратить внимание, что стреляют из одного и того же места!» Эта мысль встревожила его, он огляделся по сторонам. Ползти! Обязательно переменить место! Но сможет ли он, достанет ли ему сил? Вдруг он лишится сознания от боли и его захватят живым? Мурашки пробежали у него по коже. Потянувшись, он перевалился через бруствер и усилием воли пополз. Страшная боль раздирала ему внутренности, но раненый полз и полз вперед. Обессилев, он остановился и перевел дух. Руки его дрожали от слабости, на лбу выступила испарина. Направив карабин на вражеские позиции, юноша снова выстрелил.
Винтовка больно толкнула его в плечо. Клим пополз дальше, тихими стонами заглушая режущую боль. Еще немножко, еще совсем немножко, и товарищи прорвут кольцо, выйдут на свободное пространство. «А пистолет?» — обожгла его мысль. Он забыл его на бруствере. Нащупав шероховатую поверхность гранаты, Клим вздохнул с таким облегчением, словно она дарила ему жизнь.
В роще было тихо, и только хруст сухих сучьев и шорох раздвигаемых кустов выдавал присутствие человека. Юноша полз, останавливался, отдыхал, и снова продолжал ползти. Он забыл обо всем на свете и думал только об одном: стрелять! Силы постепенно покидали его, очень хотелось пить. Но он оставил в окопе и флягу. До нее ли ему сейчас?! Главное — ползти, стрелять!
