— Какое еще там следствие! — удивился высокий в зеленой куртке. — А ежели так уж оно вам приспичило, пожалуйста — вот человек из его села. Можете у него спросить!..
Староста обрадовался и, с надеждой обернувшись к пожилому мастеру, промолвил мягко:
— Скажи, бай[3] Атанас! Скажи все по совести!
Сыровар в растерянности обернулся к старосте, не веря своим ушам.
— Товарищ комиссар, — поморщился командир. — Ясно сказано — без дополнительного следствия.
— Знаю, — кивнул головой комиссар. — И все же вреда от этого не будет — пусть человек скажет…
— Чего там говорить! — вздохнул старик. — Насильник! От него вся околия стонет… А то, что наши ребята убиты, это я еще не знал…
— Убиты! — стрельнув ненавидящим взглядом в старосту, подтвердил командир. Потом поднялся, подошел к комиссару и шепнул ему что-то на ухо. Комиссар кивнул головой.
— Правильно! — сказал он и обернулся к партизанам. — Нечего, ребята, тянуть. Выводите его!
Староста до такой степени пал духом, что когда ему вязали руки, он машинально подчинялся, не издав более ни звука. Лицо его побелело как полотно, в уголке рта собралась слюна. Перед тем, как его вывели, командир тихо распорядился:
— Будете ждать моего приказа! И глядите в оба! Не зевайте!
Как только дверь захлопнулась за старостой, партизаны шумно повставали с мест. Молоденький паренек в гимназическом мундирчике словно оправдывался в чем-то перед собой:
— Так ему и надо! Заслужил! Он-то наших не жалел…
Комиссар снисходительно улыбнулся. Тени деловито сновавших партизан плясали и скрещивались на стене. Откуда-то из глубины сыроварни голос командира озабоченно поторопил:
— Давайте, ребята, поживее!
Гулко раздавались удары топора, разбивавшего деревянные чаны. Выждав паузу, сыровар встал со своей низенькой табуреточки и обратился к комиссару:
— Что я вам хотел сказать. — Его худощавое морщинистое лицо выражало беспокойство.
— Что, папаша, котлов стало жалко?
Мастер смутился еще больше.
— Чего там! Котлы так — ерунда! — забормотал он. — Я не про то хотел сказать — взяли бы вы меня с собой…
— С собой? — изумился комиссар.
— Ага… С собой… В горы…
Командир, что случился рядом, фыркнул:
— Староват, папаша…
— Ты с этим, парень, не шути, — строго сказал мастер. — И постарее меня уходили…
— Правильно, правильно, папаша, — успокоил его комиссар. — Сколько тебе лет?
— Мне? Пятьдесят шесть…
Командир впервые внимательно, с ног до головы, оглядел сыровара.
— И правда, силенка в тебе еще, пожалуй, есть, — вяло согласился он.
