Хорош, остановил я себя, вышел на улицу к телефонной будке (её ещё надо было найти, работающую), набрал номер Сани и продиктовал ему только что сочинённое.
— А чего, пойдёт, — ответил после минутного размышления Саня, — только не очень понятно, как там может петь Вандам — он же вроде не певец…
— Да, это я маху дал… — честно признался я, — а с другой стороны интрига будет — народ может подумать, что он ещё и запел.
— Завтра распечатаю всё, кроме Вандама, и развешу на подъездах. С каждого вновь подключившегося тебе 20 процентов, — решительно сказал Саша, — ну бывай… да, что там у тебя с этой кассетой-то?
— Сыграла, — лаконично ответил я, — немного не так, как я предполагал, но и так пойдёт.
И я опять поплёлся домой размышляя по пути о своей бывшей супруге — раз уж все остальные женщины меня киданули, может имеет смысл вернуться к Ирочке? Ничего не придумал на этот счёт, плюнул и оставил эти размышления на завтра. А в квартире на кухне меня поджидал тот самый озабоченный алкоголем сосед.
— Ну чо, паря, — спросил он меня, — как насчёт остограмливания?
— А давай, — махнул рукой я, — всё равно хуже уже не будет.
— Деньги тогда давай, — хитро прищурился он, — за бесплатно даже птички не поют.
— Хватит? — я сунул ему два оранжевых червонца.
— Хватит, — эхом отозвался он и исчез за дверью.
Долго ждать его не пришлось, минут десять он всего отсутствовал — вернулся с бумажным пакетом, где что-то позвякивало.
— Во, два пузыря Агдама, как раз в эту сумму уложились, — и он гордо продемонстрировал свой улов.
— Не, Михалыч, — честно ответил я, — на вторую я не претендую, можешь себе оставить.
— Что, не по нраву тебе Агдам? — спросил он.
— Да пойдёт, конечно, — ответил я, — только в больших дозах тяжело потом переваривается.
— Заходи, — распахнул он дверь своей комнаты, — будь, как дома.
Я огляделся — комната у него была чуть больше моей, но ненамного, и такая же вытянутая, чуть ли не шесть на три метра. В ней, в комнате этой, имел место стол, крепкий такой, явно в сталинские времена сработанный, три жестких венских стула, продавленный диван, этажерка с разным барахлом, телевизор Горизонт на длинных чёрных ножках в углу и собственно всё. Куда ж он одежду-то складывает, подумал я и тут же узрел два встроенных шкафа… точнее две кладовки, как их называли в этом времени. Ага, сюда, значит, складывает.
— Чего озираешься? — спросил он меня, — садись. Я щас закусь с кухни принесу.
И он вышел на минутку, а когда вернулся, в руках у него был полбуханки ржаного, кусок докторской колбасы и пара свежих огурцов.
