Я тогда только вернулась домой из школы, в форме чирлидерши. Мама настаивала на том, чтобы я пошла в группу поддержки, может быть, потому что думала, что у меня будет меньше шансов пристраститься к наркотикам и попасть не в ту компанию, как это сделала она. Как будто блестящие, избалованные блондинки с богатыми родителями были подходящей компанией. Они употребляли больше наркотиков и чаще занимались сексом, чем любой из «девиантов» из нашего трейлерного парка. Я тусовалась с ними, потому что мне нравились вечеринки, нравилось лгать своей маме и говорить ей, что мы занимаемся уроками, хотя на самом деле пили какую-то дорогую выпивку в особняке Хизер, пока ее родители были в отъезде.
Богатые, высокомерные болельщицы приняли меня, несмотря на мое воспитание в трейлерном парке. Они приняли меня, потому что им нравилось дружить с девушкой из трейлерного парка, как будто это была какая-то гребаная благотворительность или что-то в этом роде. Они были тупыми, и я легко подобралась к ним. Я унаследовала внешность своей матери. Она все еще была красива, несмотря на свою жизнь, потому что чаще всего ее красота давала нам пищу, жилье, одежду. Мне достались ее густые светлые волосы, загорелая кожа, голубые глаза и тонкое строение костей. Такой образ действовал на мужчин, потому что мы выглядели маленькими, беспомощными, словно мы нуждались в заботе. Моя мама всегда нуждалась в заботе. Я — не так уж сильно.
Мама отчаянно хотела, чтобы я выглядела как одна из богатых девочек из школы. Поэтому она мониторила «Goodwill» и «eBay» на предмет подержанной дизайнерской одежды. Она зашивала ее, стирала и отдавала мне, широко улыбаясь, как щенок. Я надевала эту одежду, потому что бунтовать против нее казалось слишком большим усилием, и потому что не хотела ссориться со своей матерью. Я любила ее. Она была доброй, веселой и хотела для меня только самого лучшего. Мама была для меня всем с тех пор, как мой отец сбежал еще до моего рождения.
Это не ее вина, что она не могла жить без мужчины. Что ее жизнь пошла под откос, когда она забеременела в пятнадцать лет. И она никогда не обвиняла в этом меня, ни разу. Но у нее не было шанса повзрослеть и понять себя. Так что во многих отношениях она оставалась подростком, постоянно ища мужчину, который спас бы ее, полюбил, подарил бы кольцо и построил белый забор.
В доме моего детства и за его пределами было много мужчин. Мама заставляла называть их всех «папой». Когда мне исполнилось тринадцать, я поняла, что это странно, и это создало много проблем с мужчинами в более поздние годы. Но опять же, я не была против. Я была послушной дочерью, помня о деликатном душевном состоянии матери и отчаянно желая сделать ее счастливой, лишь бы она не заперлась в своей спальне и не отказывалась вставать с постели, как делала время от времени.
