Принимая кисет, я приподнялся.
— Ты, Михаил Григорич? Да как ты, голова, сюда попал? На лодке, пешки? — И, не дожидаясь ответа, сказал: — Потеснись, вместе будем охотиться.
Он долго умащивался в засидке, стараясь усесться поудобнее. Когда вдали показалась первая стая уток, предупредил:
— Скрадок мой, — значит, выстрел первый мой.
Кряковые хорошо натянули на нас. Кондрат резво вскочил, выстрелил, удивленно крякнул, покрутил головой и еще раз нажал на спуск. Утка спокойно полетела.
— Ты гляди, голова, утка-то полетела! А? — воскликнул Кондрат. — Смотри-ка, а? Не может быть!.. Что-то с ружьем случилось, не иначе! — Он посмотрел в один и другой ствол, отвел курки, потрогал мушку и вдруг стал разбирать ружье.
— Утки летят, — предупредил я.
— Хорошо, голова, хорошо, — проговорил Кондрат. — Ты бьешь по второй, а я — по первой. Не забудь, пожалуйста, твоя вторая!
Наши выстрелы прогремели разом. От моего заряда утка свалилась, а Кондратова лишь быстрее замахала крыльями.
— Вот так надо стрелять! — закричал Кондрат Хрущ и, вскочив, побежал к упавшей утке. Подняв ее, осмотрел шею и вновь закричал: — Точно попал! Куда метил, туда и влепил! — И, не подходя ко мне, пошел к своему куласику. Через несколько шагов обернулся: — Не буду тебе мешать, пойду чайкю попью! День большой, успею еще добыть!
Я посмотрел ему вслед и рассмеялся. Не раз мне приходилось бывать в парикмахерской — и до войны и после, — лучше Кондрата Хруща мастера не было и нет: серьезный, степенный, по любой моде подстрижет, а побреет — не услышишь, а вот сейчас…
Да не буду навязывать вам своего мнения о Кондрате Михайловиче Хруще, лучше расскажу о нескольких встречах с ним.
1
В сентябре, возвращаясь с вечерней зари, я еще издали заметил около своей лодки два куласа и решил, что ночевать придется не одному. Подойдя, разглядел и охотников. На одном — молодой парень в котле на жарнике кипятил чай, на втором Кондрат Хрущ, сложив калачиком ноги, сидел на корме и заряжал патроны. Пред ним на широкой доске стояла большая чашка с порохом. У Кондрата шапка чудом держалась на затылке, ветер весело трепал рыжие кудри. Он громко насвистывал песенку «А я сам, а я сам…».
Он ловко подхватывал левой рукой гильзу, а правой — зачерпывал меркой порох. Разом приподнимал и гильзу и мерку на уровень глаз, ссыпал порох в патрон. Заглянув в него, ставил рядом с чашкой. Я залюбовался красивыми и точными движениями Кондрата.
Вдруг он, положив на доску мерку, полез в карман желтой куртки, достал папиросу и сунул ее в рот. Отвернувшись от чашки, чиркнул зажигалкой, прикурил. Держа папироску во рту, сквозь зубы замурлыкал:
