Длинное здание обогревали стразу несколько электро-радиаторов, и всё тут было обставлено с оттенком домашнего уюта: на стенах можно было увидеть какие-то картины с изображением пустынных пляжей и тихих голубых лагун, в углу – шахматный столик и телевизор с DVD-плеером и коллекцией дисков самого разнообразного содержания. В смежной комнате обнаружилась богатая библиотека. В здании оказалось ещё несколько комнат – и все они также были оставлены местными жителями. Полярная станция встретила своих гостей, прямо сказать, негостеприимно.
Вскоре вернулся Царицын и в крайнем недоумении доложил, что людей нет нигде. Все жилые дома пусты.
– Не пойму, где же они все! – встревоженно воскликнул радист, и все присутствующие одновременно посмотрели на него, как будто впервые осознав, что в этом действительно есть что-то немного пугающее и странное.
– Ты был в лаборатории? – спросил Фридман у Степана.
– Не был только там. Она заколочена снаружи.
Герман нехотя встал:
– Нам всё равно нужно туда попасть, надо найти лом. Заодно и выясним, где все. Шахицкий наверняка оставил какую-то объяснительную в лаборатории, я его знаю.
– Или подождём? – спросил радист.
– Я уже вижу, что случилось что-то экстраординарное, ведь на станции всегда обязательно должен кто-то быть. Тянуть не будем, нужно выяснить, в чём дело? А ты пока наладь антенну и свяжись по рации с ледовым аэродромом.
Не сказав ни слова спортсменам, Фридман вместе с Царицыным вышли из кают-компании. Как только они оказались наедине, Степан возбуждённо произнёс:
– Начальник, мне кажется, тут дело нечисто!
– В смысле?
– В одном из домов кровь. Всё в крови, будто была серьёзная драка.
На мгновение Герман застыл на месте, глядя на своего спутника так невозмутимо, будто речь шла о пролитом стакане воды, затем быстро ответил:
– Идём туда, покажешь.
Они прошли мимо деревянного красного щита, на котором висели большая фомка, кирка и лопата, и Степан вооружился увесистой фомкой. Подойдя к самому дальнему домику, Царицын толкнул дверь, и они вошли внутрь. В отличие от кают-компании, здесь не было света, кроме естественного, бившего в единственное окно, и царил пронизывающий холод. Герман поморщился от странного неприятного запаха, стоявшего в помещении, но в большей степени от мерзкого зрелища, представшего его глазам. В доме царил беспорядок, стулья были опрокинуты, на кровати лежало скомканное белье, на полу несколько книг и какая-то одежда. На стенах, полу и мятой простыне – практически везде виднелись жирные следы запёкшейся крови.
