Русский октябрь. Что такое национал-большевизм | страница 66
И народы приходят в себя, просыпается роевой (не арифметический) разум. Народы словно говорят своим волевым, монолитным вождям:
– Наши парламенты нам надоели и наши митинги нас разорили. Разгоните их и правьте нами во имя нашего блага!
И рождается новая аристократия, по своему народная и по существу передовая, – аристократия черной кости и мозолистых рук. Белая кость и голубая кровь в прошлом, в безвозвратном, безнадежном прошлом. Шумливый век демократии поглотил, запачкал, обесцветил и ту, и другую. Но он же взрастил побеги новой правящей знати, рыцарей без страха, хотя, конечно, и не без упрека с точки зрения «светлых идеалов» наших отцов. О, эти милые, уютные, наивные «светлые идеалы»!
Под ними хаос шевелится!..
Итак, власть народная, но не демократическая. Власть крутая, но понятная народу. Вышедшая из масс, но массы прибирающая к рукам ради их же благополучия…
На языке историков, любящих аналогии, уже вертится назойливая этикетка:
– Цезаризм…
В самом деле. Бравый матрос Железняк лишь наиболее красочно и лапидарно выразил суровую идею века. Он не стал дожидаться, пока власть, как зрелый плод, не только фактически, но и «формально» скатится в инициативные руки. И чуть-чуть «потряс яблоню». Результат вышел на славу: от черновщины не осталось и следа…
В других странах исторический разум побрел к аналогичному результату несколько более лукавыми путями. Муссолини, совершив переворот, не разогнал напрямик никудышную палату, а заставил ее предварительно принять закон о собственном самоустранении, – вышло и целесообразно, и «законно»! На Балканах парламенты автоматически «поддерживают» всякую удачливую фигуру: крестьянская диктатура Стамболийского формально была «парламентарной», – нынешний цанковский фашизм, наверное, тоже соблюдает конституционные аппарансы. В Турции парламент послушно выбирает президентом Кемаля, в Китае Цза-окуна. В Германии вручает диктатуру коалиционному Штреземану, – до более солидного и менее коалиционного кандидата, которого выдвинет жизнь, а не говорильня. В Испании, Греции «санкционирует» власть сильнейшего. В Венгрии раболепствует перед Хорти. И, наконец, во Франции – на очереди конституционное новшество, юридическое подтверждение уже практикуемого порядка – реформа, о коей в следующих словах возвещает официоз Пуанкарэ «Revue des deux mondes»:
– Нужно покончить с медлительностью и бессилием парламентского правления, с византийским многословием палат. Путем закона у нас нужно реорганизовать исполнительную власть и, дабы пресечь возможность насилий, укрепить ее авторитет. Опыт неизбежно приводит нас к пересмотру понятий «свободы» и «власти», как они были выработаны французской революцией для 19 века. Нельзя противополагать демократию авторитету (№ от 15 июня с.г.).