Осмотрев, увезли его с собой Могучие и дали новое имя — Канги Вайака, что означает Ливень-в-Лицо, и поставили начальником над теми из людей Подпирающего Высь, которые носят на груди громкие палки…
Гордились тогда земляком люди, живущие на берегах Кшаа!
А совсем недавно долетели совсем иные, скорбные вести.
Черной неблагодарностью отплатил за добро парень Ваяка, навеки опозорил родимое Кшантунгу. Из уст в уста передавали люди: оскорбил негодяй Могучих, впал в немилость к Подпирающему Высь, а будучи ввергнут в подземное узилище, не пожелал покорно терпеть заслуженную кару и — слыханное ли дело? — бежал из ямы, подговорив стражников уйти с ним.
— Каждый из нас, сородичи, пусть и ни в чем не виновный, несет на себе часть великой вины, — продолжал меж тем староста, хмуря брови. — Да! Каждый из нас провинился перед Могучими, и на весь Кшантунгу простер крыло гнева своего Подпирающий Высь, ибо ныне грех умножен многократно!
Толпа застонала.
Все правда. Все!
Бежав из позорной ямы, не спрятался парень Ваяка, не унес грехи свои в пещеры далеких холмов. Много хуже поступил он. Отказавшись от славного имени Ливень-в-Лицо, назвал себя — страшно и повторить! — М'буулой М'Матади, Сокрушителем Могучих, и ныне, по слухам, бродит с кучкой отпетых негодяев по равнине, подговаривая пахарей не повиноваться Подпирающему Высь…
Как возможно такое?
Почему не посылают Могучие свои летучие лодки? Почему молчат их громкие палки?! Отчего не пойман еще неблагодарный изменник?!!
— Не один из нас, но все мы, взрастившие подлеца Ваяку, провинились перед Тха-Онгуа, ибо Могучие — суть посланники Его, а Подпирающий Высь — настник Его в равнинах Нгандвани. И горе тем, кто не понял еще грозного предостережения, кто грозную засуху и великие горести считает случайностью. Нет, это Тха-Онгуа наказывает нас и грозит еще большими бедами…
Староста потряс над головой кулаками и закрыл ладонями лицо, и в полной тишине над мертво молчащей толпой звенели злобные мухи.
— Вуэй-а, вуэй-а… — не выдержав, похоронно завыли старухи.
Око Подпирающего Высь медленно огляделся.
— Я вижу, вы устыдились, и это хорошо. Во искупление общей вины должны мы отныне посылать втрое больше пищи в склады Подпирающего Высь и вдвое больше юношей в войско его…
Стон прокатился по толпе, но никто не посмел возразить.
— Если же объявится здесь гнусный предатель — а он придет неизбежно! — пусть будет незамедлительно связан, и скручен, и предан в руки мои! Пусть ни друг, ни родич не усомнятся ни на миг, творя это благое дело! Клянетесь ли, что поступите так?
