— Уже, — сказал Арчи, жестом повелевая двери исчезнуть.
— Слушаю и повинуюсь, — отозвалась дверь, исчезая.
И обнаружилось, что урядник Григоренко таки усат, и не просто себе усат, а усат воистину. Можно сказать, по-генеральски. С трудом верилось, что обладатель подобной красы прозябает в чумичках-урядниках…
А еще был Григоренко крепок и широкоплеч, но в данную минуту это как-то не слишком бросалось в глаза, ибо, почтительно пропустив спутника, сам он смирнехонько замер у порога, потупившись и время от времени подрагивая левым ухом, необычайно большим и оттопыренным. Подавать голос он явно остерегался, памятуя недавнюю острастку.
Ночной же портье остался в коридоре, хотя глаза его, восьмиугольные от любопытства, восторженно искрились. Еще бы! Задержание особо опасного преступника — а в том, что господин Мбвамба именно ОСОБО опасный, портье не сомневался нисколько (простые люди не снимают «двойные люксы») — да еще и осуществленное не кем-нибудь, а лично его благородием самим господином урядником, явилось событием чрезвычайным, ярко расцветившим монотонно-чинные будни семизвездочного заведения. Трепеща и замирая, портье предвкушал, как нынче же в деталях, не упуская ни малейшей подробности, поведает об инциденте дома, под пологом супружеской постели, и пусть-ка теперь злобная стерва, заевшая двадцать три лучших года жизни, посмеет хоть раз обозвать мужа «гостиничной крысой».
— Добрый вечер, господин Доженко, — очень вежливо, с корректным полупоклоном сказал основной пришелец, громоздкий, куда внушительней Григоренки. — Немало наслышан. Рад познакомиться лично.
Замолчал, недвусмысленно ожидая ответа. Не дождавшись, пожал плечами и позволил себе улыбнуться.
— Что ж, и присесть не пригласите?
Зависла пауза.
— Будем понимать так, что молчание — знак согласия? — Улыбка сделалась шире. — А то ведь в ногах правды нет, в моем-то возрасте.
Незваный гость безбожно кокетничал. Безусловно не юноша, он при желании, пожалуй, мог бы пойти на кабана вручную и порвал бы бедную свинку в клочья еще до исхода первого раунда. Только волосы, густо битые сединой, и пронзительный взгляд угольно-черного левого глаза (правый, чуть более светлый, отливал неживым стеклянным блеском) указывали: этот серьезный мужчина давно уже не рвет противников лично, предпочитая отдавать соответствующие распоряжения.
Это был профессионал. Но не коллега. Коллег Арчи чуял за версту.
Армия? Слишком раскован.
Президентская гвардия? Тоже не похоже.
