…Спустя четыре минуты скоростной аэроджип, несущий на фюзеляже серебристую эмблему в виде пары изящных шпаг, оторвавшись от бетона взлетной площадки, взмыл в кричаще синее небо Татуанги. Покачал стрекозиными крыльями, отдавая прощальный салют, лихо заложил изысканный вираж и, развернувшись на юго-восток, направился в сторону континента, утопающего в легчайшей дымке тумана, просеченного клинками сполохов. И до тех пор, пока огненная точка не растворилась в искристом сиянии, широкоплечий пожилой человек, чьи густые волосы, круто просоленные сединой, по-мальчишески упрямо налезали на лоб, поставив ладонь козырьком, наблюдал за улетающей машиной.
А затем, когда уже ничего, даже намека на растворяющийся в воздухе след нельзя стало разглядеть, достал из внутреннего кармана легкого летнего пиджака миниатюрный компофон, отличающийся от обычного разве что размерами стандартной клавиатуры. Нажал красную кнопку и сказал одно только слово:
— Убыл.
Нажал белую.
— Ну что, хлопцы, порядок? — Теперь голос его звучал расслабленно. — Хорошо. Собирайтесь. Вылетаем через полчаса…
Земля. Истанбул-на-Басфоре. 29 августа 2383 года.
Такого лета еще не бывало. Вторую неделю вопило над раскаленной землей озверевшее солнце, и даже одноглазый Джеронимо Три Пера, вождь горных апачей, впервые за десять лет не спешил откапывать топор войны. Стремительно иссякала вода в колодцах, и за два месяца ни один караван не вышел из форта.
Жизнь в прериях замерла…
Но вопреки всему мчался сквозь пыльное марево шериф Уильям Хэппенинг, известный каждому шакалу на берегах Рио-Мадре под прозвищем Честный Билл, и серая смерть мерцала в глазах его, полуукрытых широкими полями сомбреро. Терзая шипами шпор окровавленные бока полузагнанного мустанга, шел он по следам банды Эль-Койота, и похоже было, что на сей раз мерзавцам не уйти от кары, давно заслуженной ими, убийцами, насильниками и, страшно подумать, угонщиками племенного скота!
В среду близ руин ранчо Пойндекстеров, что к северу от границы, пал Букефало, знаменитый вороной Эль-Койота, и тогда мексиканец, зловеще усмехнувшись, приказал своим пистольейрос спешиться. Теперь лишь милостивому Господу, пристрелянному «кольту» и тяжелому мачете, этой святой троице прерий, предстояло решить, кто из двоих увидит закат…
— Клянусь небом, gringo, сегодня ты проклянешь день, когда появился на свет! — вскричал бандит, и мерзкое ругательство, сорвавшись с его искривленных злобою уст, заставило щетинистые щеки Честного Билла налиться гневным багрянцем.
