— Что во всем этом могло заинтересовать Захарова? Причем настолько, что от него, судя по всему, избавились. Непонятно.
Борисов погрузился в невеселые размышления. Некоторое время они шли молча и бесшумно по утоптанному скользкому снегу. Потом Ларькин, улыбаясь, сказал:
— Юрий Николаевич, вы знаете, есть такое психическое заболевание, называется —растерянность.
— Серьезно, что ли?
— Правда, есть. Считается даже острым.
— К нам относится? — спросил майор с проблеском интереса.
Ларькин замедлил шаг, цитируя по памяти:
— Характеризуется аффектом недоумения и тягостным непониманием как собственного состояния, так и происходящего вокруг, которое воспринимается как странное, необычное...
— Да, это про нас, —хмыкнул Борисов. —А как у нас лечат растерянность?
— Неотложная госпитализация, аминазин внутримышечно и,.. — последнее Виталий произнес с особым ударением, — …усиленное наблюдение.
Они рассмеялись, и майор сказал:
— Будем надеяться, что хватит усиленного наблюдения.
— Значит, не пойдем сдаваться Оксиновскому?
— Нет. Пациент должен верить врачу. А я ему не верю. Листок —раз. Тетрадь — два. Ложный след по Захарову, причем такой глухой, чтобы нам надолго мозги раскорячить — три. Кореец —четыре. Кто ещё знал про корейца?
— Сказать по правде, даже Оксиновский не мог точно знать, что мы к нему направимся.
— Но он мог понять, что мы выйдем на Тэна.
— Это могли вычислить и те, кто шёл за мной на темно-синем «BMW».
— Могли. Особенно если врач предупредил их, что мы интересуемся восемнадцатым февраля.
— Про это число знал Мозговой. У него была масса времени предупредить, чтобы Тэна убрали. Да он и сам мог это сделать.
— Прекрасно. Давай подозревать всех. А заодно не будем исключать, что те, кто против нас играет, могли убрать корейца просто на всякий случай.
Они уже подходили к дому.
—Тогда не будем сбрасывать со счетов и другую возможность, — сказал Ларькин. —Тэна не убрали, а просто предупредили, и он скрылся. Шеф, давайте водочки откушаем. Суббота всё-таки... Я захватил.
— Алкоголик. Ладно, давай продемонстрируем всем наше моральное разложение. Тем более что этот факт уже на лице.
Вчера ужин готовил Ларькин, так что сегодня была очередь Борисова- Бутылка уже стояла на столе, а котлеты шипели на сковородке, когда на кухне появился Ларькин и молча показал майору листок бумаги. Юрий Николаевич вытер руки и взял расшифрованное сообщение из Москвы.
«Профессор Орионо (1901 — 1948) — японский биолог. Занимался вирусными инфекциями, имел отношение к опытам, которые проводили японцы на военнопленных на территории Северного Китая. Засекречен, опубликованных научных трудов не имеет. После разгрома Квантунской армии попал в плен, содержался в лагере под Иркутском. Покончил с собой: совершил харакири.
