—Алло. Вы слушаете? — голос человека на той стороне телефонной линии очень напоминал Ларькина.
—Да, слушаю...—ответил Борисов.
После чего голос, безусловно принадлежащий Ларькину — майор отбросил всякие сомнения —произнес всего два слова:
— Бета. Три, —и в трубке сразу же послышались гудки.
Борисов медленно положил трубку и постоял некоторое время у телефона, осмысливая сказанное Ларькиным. Конечно, осмысливать было особенно нечего, надо было просто поверить и привыкнуть к мысли о том, что произошло. А произошло, судя по сообщению, такое, от чего у Юрия Николаевича на голове зашевелились волосы. Ситуация класса «бета» —это могло означать разные события, однако, учитывая специфику командировки Ларькина, Борисову следовало сделать такой вывод: там, под городом Марксом, они с Ириной попали в самый эпицентр крупномасштабной аномалии, предположительно на базу неземной цивилизации. Вариант «Три» —означало, что они с Ириной живы, но находятся в плену или под жёстким контролем, но в помощи не нуждаются, будут рассчитывать только на свои силы и в дальнейшем действовать самостоятельно. Теперь Борисов стал жалеть о том, что он не оставил стажёрку в штабе и не отправился с Ларькиным сам.
Что у них там могло произойти? От Большакова невозможно было добиться чего-то полезного, Илюша пребывал в трансе, морально готовился к потере суверенитета и превращению в биологического робота. Рената только за мясом посылать. Не хватало ещё, чтобы и его, как выразился меланхоличный Илья, «йети марксиане в плен взяли»,
Борисов кружил по кабинету, как паровозик по игрушечной железной дороге. Стелившийся за ним табачный дым и нервное пыхтенье придавали ему сходство с настоящим древним локомотивом. Только немалым усилием воли он смог взять себя в руки и продолжать работу.
Грустно стало в Хлебниковом переулке. Ахмеров скрывался от нервничающего начальника, убитого горем товарища и санитарно неблагонадежной живой улики в гараже. Надо сказать, что морально поддерживать Большакова, когда тот впадал в депрессию, было так же эффективно, как удержать в стоячем положении медузу. В грусти Илья приобретал свойства управляемого им аппарата и мог выкачать из собеседника любое количество энергии, нисколько не повысив собственного жизненного тонуса — всё уходило в него, как в «черную дыру».
В свободное время Большаков в горьком недоумении предавался размышлениям, как же хваленая интуиция не предостерегла его от опрометчивого поступка, и клял судьбу, называя её самыми грубыми словами. Как обычно в минуты жизненных невзгод, он по-страусиному спрятал голову в компьютер, пытаясь забыться в виртуальных глюках.
