Бонапарт отплыл в конце августа и взял с собой Бертье, Мармона, Мюрата, Ланна, Андреосси, Монжа, Бертолета и некоторых других особ и, ускользнув от Сиднея-Смита, вышел 6 октября на берег в Фрежюсе.
----------------------------------------------------------------[1] Наполеон присутствовал в доме шейха Эль-Бекира на празднике рождения Магомета. Он увидел у него двух молодых мамелюков, Ибрагима и Рустана, и выпросил их у шейха. Впрочем, на Бонапарте не было ни чалмы, ни другого какого-либо знака магометанства. Правда, он приказал было сшить для себя полный турецкий костюм, но просто из одной причуды и для забавы в кругу людей самых близких к нему. Наполеон надевал его только однажды, потому что ему откровенно сказали, что он ему не к лицу.
[2] Бонапарт велел вырезать на Помпеевой колонне имена сорока солдат, которые первыми умерли в Египте.
[3] Наполеон оставил в Египте, как и в Европе, неизгладимые следы; имя его уважается варварами, как уважается и народами просвещенными. Знаменитый естествоиспытатель Шамполион-Младший которого смерть так рано похитила у наук и друзей, рассказывал нам, что в бытность свою в Египте он посетил в Фиваиде одного из беев, и, обедая у него, счел приличным выпить за здоровье египетского наместника, в той уверенности, что хозяин не преминет поблагодарить гостя и взаимно выпьет за здоровье Карла X, тогдашнего короля французов. Но бей, оставив в стороне вес политические приличия, с восторгом сказал: "Вот я предложу тебе здоровье, от которого ты, верно, не откажешься: выпьем за здоровье великого Бонапарта".
ГЛАВА IX
[Возвращение во Францию. Восемнадцатое брюмера.]
Плавание от Александрии до Фрежюса было не без невзгод и опасностей. Отходя от египетского берега, флотилия должна была бороться с ветром до того противным и сильным, что адмирал предложил было возвратиться в гавань; и это предложение, одобряемое всем экипажем, было бы непременно приведено в исполнение, если б не твердая воля и не отважная решительность Бонапарта, который, несмотря ни на какие затруднения и опасности, хотел во что бы то ни стало исполнить высокое назначение судьбы, ожидавшее его в Европе. Эта твердость воли и приказание, отданное им плыть вдоль африканских берегов до высоты Сардинии, спасли флотилию от английских крейсеров. Ожидание утомительного карантина и появление на море каждого, даже небольшого, судна удивительно тревожили Наполеона. В Аяччо узнал он о бедственном поражении французов под Нови и немедленно хотел принять руководство итальянской армией. Он говорил: "Известие о новой моей победе пришло бы в Париж вместе с известием о победе под Абукиром. Это бы славно!" Очевидно, что Бонапарт чувствовал необходимость загладить каким-нибудь блестящим подвигом неблагоприятное впечатление, произведенное на умы его отъездом из Египта, отъездом до того неожиданным, что мог навлечь на него упрек в том, что он просто бросил свою армию. Но когда Наполеон узнал о всей значительности потерь, понесенных французами от русских войск в Италии, то утратил надежду на воображаемые успехи и впал в такое уныние, что сказали, будто он носит траур по Италии. Между тем усердие жителей Фрежюса избавило Бонапарта от скучного карантина. Едва узнали они о прибытии знаменитого генерала в свой порт, как выехали на множестве лодок в море и окружили корабль, на котором он находился. Народ кричал и приветствовал приезжих. Таким образом, меры карантинной осторожности сделались вовсе бесполезными, и Наполеон воспользовался этим случаем, чтобы поспешить в Париж.
