"Да брось!" - шептал дом. - "Я ведь выбираю не лучших, а типичных. Типичных для своего класса существ. Ты не пай-мальчик, уж точно. Но ведь и я не небоскреб."
- Это скорее достоинство, чем...
"Кончай, паря! Будь реалистом. Мне не нужны святые, ибо святым не нужны дома. Пойми, что я держу тебя в себе таким, каков ты есть со всеми твоими скверными потрохами, потому что люблю тебя. Усек?"
- Еще бы.
Он был моим спасителем, но много позже я понял, что дом не во всем мне признался, возможно, жалея мои нервы. Конечно же он видел больше и дальше моего. И бесспорно, он отрабатывал свой долг, поселяя нас в своих апартаментах. Долг любого стационарного и переносного строения. Но он не признался бы никому из нас о загадочной субстанции, получаемой им от нашего с ним симбиоза. О том, что она из себя представляет и чему служит для него. Он был оседл, как и любой представитель его класса. Но он являлся настоящим Дедалом среди подобных ему. И он страдал от своей неподвижности. И призывал к себе обитателей. Он выискивал самых неистовых, буйство коих выплескивалось через край терпения разумного и утилитарного окружения, которое изгоняло таких индивидуумов куда-нибудь подальше и надолго. Дом притягивал их, поселял в себе, влюблял в свои серые обшарпанные стены, кормил их, грел, веселил, опекал и временами, осторожно взяв в невидимые длани ничего не подозревающего хозяина, выдавливал из его мученической плоти каплю разрушительного фермента неудовлетворенности. Поглощал ее и забывался в коме, отдавшись грезам, ощущениям другого мира, совершая полеты на крыльях тоски в страну глубочайшей и тяжелейшей неизвестности, в край вопросов без ответов, в обитель невоплощенных снов, прозрачных, как дни поздней осени в преддверии первого снега. Округа в такие дни приобретала странные, никакие черты, законы тяжести и сохранения вещества становились одними из многих допущений, а небо теряло цвет, превращаясь просто в гигантскую толщу воздуха.
Да, подобное знание было не по мне такому, каким я был тогда, обитая в доме, крадя чужие идеи. Существо мое медленно накалялось в каком-то таинственном тигле до тех пор, пока не достигло нужной кондиции. И тогда меня вынули из горна и обрушили на мою голову первый из множества ударов, чтобы придать мне более правильную форму.
Я встретился со смертью, но не в ее привычной экипировке. У меня на руках умер странник. Теперь я знаю - странники умирают легко, после них не остается в комнатах тяжелого запаха смерти.
