10
И, в общем-то, да, у них получилось. Не в ту же секунду – сразу Том спасовал, опасался не удержать нужного тона. Малодушно «проболел» пару дней: надрался в хлам, как в бреду бесцельно шатался по городу, что было потом – помнил плохо. Очнулся на чьем-то диване в незнакомой квартире, без денег и с пустой головой, и два часа шел домой пешком, подставлял лицо ветру, надеясь выветрить муторный стыд вместе с похмельем. А наутро выкрутил душ почти до кипятка, накинулся на еду и кофе, как будто голодал неделю, надел свежую рубашку и поехал в университет, как ни в чем не бывало.
…Он только первое время старался не оставаться с Яном один. Подгадывал, чтобы Лиз всегда была третьей – так было как-то проще, что ли. Берег себя, как хрустальную вазу, будто носил внутри незажившую рану, о которой знал только он сам.
А потом тонкий ледок над черным и живым затянулся, окреп, и оказалось, можно наступать сверху, даже и кататься, не боясь провалиться. Они дружили, легко и крепко, до самого выпуска, еще почти полгода.
Ян и Лиз специализировались по корпоративному праву, Том с головой ушел в литературу – романтики XIX века вообще-то были полем, перепаханным вдоль и поперек, но и ему нашелся там свой небольшой надел. Литература давала ему то странное сочетание отстраненности и страсти, в котором он чувствовал себя как дома. Ты просто не очень-то жалуешь живых людей – все больше книжных, подтрунивала над ним Лиз, и он думал, что она, возможно, права.
9
Он не сразу это понял, вот что потом было мучительно неловко вспоминать. Не сразу увидел, что это он стал третьим. Уж он-то мог бы, казалось, проницательно догадаться, ненавязчиво отойти – и наблюдать, заглушая в себе предвкушение, восторг тайного болельщика. А он довольно долго туповато не замечал, что это были уже их – Яна и Лиз – перила, и их кофе, их прогулки и их разговоры, в которых он все больше выступал невольной дуэньей, третьим лишним, с которым щедро делятся, но втихомолку доброжелательно им тяготятся.
…Нет, он правда был за них рад. Он любил их обоих, и трудно было пожелать им выбора лучше.
На их свадьбе он был шафером, конечно.
8
Том надевает лучший костюм, завязывает черный галстук. Продевает в скользящий шелк тяжелые агатовые запонки – подарок родителей Мэгги. Сигареты перекладывает в карман пальто.
Мэгги в Штутгарте, у отца, позавчера ему поставили шунт в сердце. Голос у нее был усталый, но, кажется, все идет хорошо. Он поехал бы с ней, если бы не работа. Хорошо, что не поехал.
