Глава 4
Пролетев некоторое время, которое потеряло для меня всякий смысл, я вновь увидел что-то необычное: навстречу мне начали лететь капли воды. Будто двустороннее движение, с одной стороны я, а с другой стороны эти крохи. Чем дальше я падал, тем больше их было: мне это совсем не нравилось, я вымок и был напуган. По телу прошла волна мурашек, каждый волосок на моём теле почувствовал эту дрожь, зубы начали стучать от встречного потока холодной воды. Я перестал ощущать движение. Такое со мной бывает лишь в электричках! Сидишь в вагоне, неважно каком – они все одинаковые, предположим, остановка на станции «К», а навстречу проезжает другой поезд, и среди движения многочисленных вагонов начинаешь теряться: то ли ты едешь, то ли стоишь на месте. Согласен, очень странный пример, но, на мой взгляд, очень точный. Сейчас я не понимал то ли я падаю вниз, то ли они. Эта галлюцинация породила новое видение: у меня появилось ощущение, что я замедляю движение, я закрыл глаза, а когда открыл, то был уже в совершенно другом месте, и был ли это я…
Я всё ещё держал глаза закрытыми, но моё тело было уже не в горизонтальном положении, что весьма обрадовало меня. Я стоял, улыбался, но не помню отчего…Сквозь окно в ванной комнате били утренние лучи, слегка освещая маленькое помещение. Мне было настолько хорошо под этим тёплым потоком воды, что я по-прежнему стоял, улыбаясь, и совсем не собирался выходить, пока не услышал, что меня зовут. Я быстро выскочил, оделся, хотел бежать обратно, но решил зачесать волосы назад (тогда они были у меня немного длинноваты), как итальянский мафиози, подхватил на лету расчёску встал у зеркала, но в отражении был лишь мальчик лет 11, но никак не итальянский мафиози. Тогда меня это совсем не волновало, и я чувствовал себя необыкновенно крутым. Выполнив миссию по смене стиля, я стремительно отправился на кухню завтракать. Мама не изменяла своим предпочтениям в завтраке, поэтому по пути я почувствовал запах яичницы и жаренной колбасы.
Я буквально в заносе залетел на кухню, но через секунду встал, как вкопанный. Помимо меня и мамы в доме был ещё один человек. Я привык, что мы с ней вдвоём и больше никого нет, но, по всей видимости, так не могло продолжаться вечно. На стуле сидел мужчина лет 35, слегка покачиваясь. На его вытянутом мужественном лице была небольшая щетина, в центре которой располагался маленький рот, блестящий от масла, которое впитал в себя наш завтрак. Телосложение было массивное, он напомнил одного из моих солдатиков с узкой талией, но громадными плечами, так что рубашка сидела на нём «воблипку». Рукава на рубашке он закатал, наверное, чтобы не замазаться во время еды: мама всегда ругает меня за мою неаккуратность и зовёт «поросёнок». Позже выяснилось, что у него такой стиль.
