В школьной библиотеке Филька выписал словарь русского языка. Открыл страницу на букву «ха» и почти сразу уткнулся глазами в желаемое слово: «Хам, а, м. (презр., бран.) грубый, наглый человек, готовый на всякую подлость и низость». Ну вот, как и предчувствовал! Особенно задевало «наглый»!
После драки в конце дня Филиппа вызвал в свой кабинет Чурилов.
– Неужели это правда, что тебя отметелили наши новички? А, Филичка?
Филька прикрыл рот ладонью.
– Неправда, Евграф Серафимович. Сопли это всё! Пацанам нашим так хочется.
– А что это у тебя с губёшками-то?
– Упал.
– Как так? Ни с того ни с сего мордочкой в пол?
– Да нет, – замялся Филька, потирая нос пальцами, чтобы из-под ладони не показывались распухшие губы. – Играли мы… Ну, с Алесем. Ну, с этим новеньким. Он мне приёмы показывал… Ну, я споткнулся. В общем, промашка вышла. И всё.
– Промашка? И всё?
Чурилов не верил Жмыхову. Но и раздувать огонь разборки ему тоже не хотелось. Он бы не обратил на этот случай внимания: драки в детском доме – привычное дело, да пожаловалась ему Рускина. А Полину Григорьевну он побаивался. Разнесёт потом по всему городу: заведующий поощряет бурсацкие нравы в советском воспитательном заведении. Но коли Жмыхов сам не желает, чтобы огласка вышла на уровень педагогического совета, то и хорошо. Рускиной он скажет о проведённой воспитательной беседе.
– Не дрались мы, Евграф Серафимович, – как будто подняв какую-то весомую тяжесть, выдохнул Филька, опасаясь: а вдруг заведующий потребует утвердить сказанное честным словом? Как быть? Честным словом Филька дорожил. Это знали не только воспитанники детского дома, но и воспитатели. Если Филька затемнит свои острые серые глаза и скажет: «Вот кэсээм» (клянусь смертью матери) и ещё щёлкнет ногтем большого пальца по своим зубам, то уж никаких клятвенных заверений от него требовать не надо!
– Ладно, Филипчик, верю я тебе, – Чурилов понял мучения Жмыхова, не стал допытываться. Важно, чтобы новички не заершились. Да не должны бы: они же победители! Хотя… Филька сейчас же к ним побежит. Уговорит. А он для вида вызовет сестру с братом.
– Верю! – повторил Чурилов. – Чтобы такого парнягу мальцы причесали? Иди, Жмыхов. Но… пусть всё-таки эти, – он заглянул в открытый журнал численности воспитанников детского дома, куда заносились сведения о происшествиях и планах работы, – Штефловы зайдут ко мне. Прямо сейчас!
Далее всё пошло по предположению заведующего. Филька в считанные минуты уговорил сестру и брата не говорить о драке, иначе его отправят в колонию. Чурилов же в беседе с новичками на этот факт и не нажимал. В основном интересовался устройством, настроением и как бы между прочим спросил о столкновении со Жмыховым.
