Кто-то пробежал по всем помещениям здания, растрезвонил радостную весть о том, как лупцуют Фильку Жмыхова. Возле него разрасталась ребячья толпа. Ошеломлённый атаман, гроза и повелитель всех детдомовских обитателей сидел на полу с расквашенным носом, тупо соображая: что делать? Он был растерян. Он не понимал, как его, не раз бывавшего в драках, даже поножовщине, так легко распластал какой-то сопливый пацан! Вон сколько довольных рож поедают глазами его позор!
– Ну ладно, – Филька проверил ладонью, остановилось ли носовое кровотечение, – щас я буду вас убивать. Филька упёрся руками в пол, определяясь, как увернуться от очередной увесистой лепёхи.
И тут послышались ритмичные удары в половицы. Толпа ребятишек расступилась. По образовавшемуся живому коридору шла тётя Поля с длинной, выше её роста, отполированной долгим употреблением, толстой палкой в руке. Смотрела перед собой с царственной угрюмостью. Намеренно резко буцала палкой, являя сумрак надвигающейся грозы.
– Я ить как почувствовала, – тётя Поля ожгла Филиппа ненавистным взглядом, – не обойдёшься ты без своих… (она хотела сказать «тюремных», но сдержалась) замашек! Не на тех нарвался? Получил, охламон! Мало? Так я добавлю!
Она замахнулась палкой. Филька прикрылся руками, ожидая удара. Не один детдомовский шалопай испытал на себе воспитательную силу этого деревянного жезла – символа власти детдомовского завхоза! И странно: никто и никогда не жаловался на неё и не обижался.
– Не охламон он, Полина Григорьевна, – Павлинка взяла за руку Алеся, – а хам!
Уводя брата, оглянулась:
– Хам!
О, сколько же бранных слов пролетело сквозь уши Фильки Жмыхова за его жизнь, да таких, от которых они огнём загорались и в трубочки свёртывались! Он и сам был не последним мастером кидаться матерными язвами. А вот резкое и оглушающее «хам» слышать не приходилось. И на мат не похоже.
Тётя Поля уйдёт. Филька с пола поднимется. Ребятню разгонит. Умоется в туалете. Спать ляжет. Обида притупится, а слово это никак из памяти не исчезнет. И потом ещё несколько дней, как только встретится глазами с Павлинкой, так и слышит: «Хам! Хам!» Словно обухом топора по башке!
Не выдержал, поинтересовался у Фаины Иосифовны, что это значит. Та пояснила: «Нехороший человек». И другие воспитатели отвечали примерно так же. Нет, мнилось, что-то более глубокое, занозливое определялось этим словом, гораздо более обидное, чем объяснение тёти Поли: «Хам – значит засранец!»
