Тем временем женщина, орудуя ножом, освободила крышку от воска и вернула футляр Смотрителю.
— Давай уже, откупоривай!
Видно было, что ей не терпится взглянуть на содержимое.
— Сама, что ли, не могла?
— Мне не положено. — вздохнула Ева. — Лешаки шлют такие послания в самых важных случаях, и ломать их печать может только адресат.
— Так мы же одни. Кто увидит?
— В Лесу никто не бывает один. — отрезала женщина. — Разве что, под землёй — в метро ещё где-нибудь. Да и то… в общем, хватит спорить, открывай уже!
В футляре оказался берестяной свиток. Виктор извлёк его, неловко орудуя пальцами единственной руки, и протянул жене.
— Разрешаешь?
— Зачем спрашиваешь? Будто мне есть, что от тебя скрывать!
— Порядок есть порядок. — Ева развернула бересту. — Говорю же: лешаки крайне чувствительны к таким вещам. Свиток предназначен тебе, но если ты не против, я тоже могу прочесть. Они не обидятся.
Виктору покачал головой: усвоить тонкости здешнего этикета было непросто. Во всяком случае, за те два с небольшим месяца, что он успел прожить к Лесу.
— О, как! — на лице женщины проступило изумление. — Ты только прочти, что они тебе предлагают! Вот уж не ожидала…
Виктор принял свиток. Тёмные буквы, похожие на руны, отчётливо выделялись на светлом фоне. Они были не написаны чернилами или тушью — скорее выдавлены в мягкой бересте.
— Пальцем процарапано. Помнишь, какие пальцы у лешаков? Те же сучки. — прокомментировала Ева. — На древних грамотах, которые из новгородских раскопок, точно так же писали.
— Пальцами?
— Сучками. Или особыми палочками — «стилос» называется, это по-гречески, кажется. Да ты не умничай, а читай, тебе понравится. А я пока побегу шмотки укладывать.
— Это кто ещё умничает… — попытался протестовать Виктор, но Ева его уже не слушала — упорхнула в дверь, не забыв бросить через плечо: «пять минут на рефлексию, и собирайся!»
Через полтора часа он запер единственную дверь и вышел на поляну перед Норой. Пёс уныло плёлся по пятам. Морда его выражала крайнюю степень собачьего недовольства — как ни вилял бедолага хвостом, как ни ластился к хозяину, тот безжалостно оставил его одного, сторожить дом.
— Побудешь вместо меня на хозяйстве, зверюга. — сказал на прощание Виктор. — Кого пускать, кого гнать прочь — сам, небось знаешь. А полезешь в клетку к курам — не посмотрю, что друг, отвожу по загривку. Живности вокруг предостаточно, не отощаешь…
Пёс состроил умильную морду: «Что ты, хозяин, и в мыслях не было!» Куры же в просторном сетчатом вольере заквохтали, засуетились, почуяв неладное.
