– Ничего не понимаю. К нам приехал Влад, из Чикаго. Уставший, замученный жизнью в жестоком мире капитала, где человек человеку волк, где люди ради доллара готовы перегрызть друг другу глотки. Ему нужно отдохнуть душой, поверить в людей, бля. Ой, пардон. А мы ему даже рюмку коньяка не можем налить. Хрен знает что, пардон еще раз.
– Сашок, хорош гнать пургу. Это у нас здесь, при Яныке, законы джунглей, хуже, чем в зоне. А там, в Америке, – порядок и нормальные законы, – поправил его Юрка, поднимая свою наполненную рюмку. Он сильно, наморщил лоб (этого за Юркой Влад раньше никогда не замечал), посмотрел перед собой с каким-то страдальческим выражением. Будто какая печаль, какое тяжелое воспоминание надвинулось ему на душу:
– Ладно, погнали.
...Дядя Алеша умер от рака. Врачи поначалу думали, что у него воспаление легких, и полгода лечили его от воспаления. Но потом он начал таять на глазах, стал жаловаться на боли. Сделали биопсию – рак, метастазы уже по всему телу.
– Вот, глянь, это он – за несколько месяцев перед смертью. Да, так усох наш дядя Алеша, как египетская мумия...
Влад листал альбом с фотографиями, переворачивал страницы. Вот промелькнуло их детство, с луками индейцев и картонными рыцарскими мечами; выпорхнуло серой чайкой и унеслось куда-то за море их отрочество, с походами и катанием на яхтах, и юность.
– О-о, какие снимки...
Все сгрудились вокруг Влада, листающего альбом.
И Матвей, сидящий рядышком, с любопытством поглядывал то на фотографии, то на отца, то на его друзей – грубых великанов, с кривыми улыбками и седыми волосами. Неужели эти подвыпившие типы – те самые герои, те неуловимые, несгораемые ни в каком огне и непотопляемые ни в какой воде? Те озорные выдумщики-супермены?
Папины друзья из академии, у которых вчера были в гостях, – повежливее, покультурнее. Правда, тоже пьют очень много.
– Сынок, помнишь, я тебе рассказывал, как мы когда-то играли в рок-ансамбле? Вот, гляди, это мы: вот Юрка, у микрофона с гитарой, видишь, как орет, рот раскрыл, что твой крокодил. А это – Сашок, за клавишными, а это – твой батянька, за барабанами. Узнаешь?
– Ага.
Влад не мог толком понять, что сейчас переживает его захмелевшая душа. Грусть ли от ушедшей юности, радость ли от встречи? Поначалу он, конечно, испытывал настороженность. Не знал, примут ли его с распростертыми объятиями или же холодно? Не знал и того, кого встретит сейчас: веселых друзей юности, с которыми так жестоко развела его судьба, или же заматеревших уркаганов, какими оба когда-то вышли из лагерей?
