– Зайцев! – папа посмотрел на Матвея вовсе не одобрительным взглядом и покачал головой.
– Извините, – буркнул тот в ответ.
Папа махнул на него рукой и продолжил говорить:
– Осталось десять минут до конца урока, можете собирать вещи. Посидите тихо, пожалуйста. Тихо! – он сначала посмотрел на Матвея, а потом перевёл взгляд на компанию Маришки, которая без умолку трещала весь урок.
Отец сел за стол и начал что-то искать в интернете.
– Извините, Алексей Васильевич, можно пересесть? – Агата привстала и указала рукой в направлении моей парты.
Он поднял голову, прищурился, рассматривая, кто сидит там, куда она показала и сказал:
– Да, конечно, я никогда не запрещал.
Агата одарила его сногсшибательной улыбкой, а потом такой же и меня. Даже Матвей отвлёкся от своего морского боя и не мог не засмотреться на то, как она идёт к моей парте и садиться рядом.
– Воровка чужих сердец, после её улыбки всем мужчинам конец, – внезапно пришло мне в голову.
– Да? Боже, ты меня прям смущаешь! – ответила смущённая Агата на мои мысли.
– Что? – недоумевал я.
– Что? – спросил Матвей.
– Что? – повернулась и Тася к нам.
– А что? – Агата захихикала. – Ты просто снова бурчал под нос приятности. Я подумала, что это относится ко мне.
– А, ну да, понял.
– А я не понял. – откликнулся Матвей.
– Да ты у нас априори непонятливый! Не вникай! – ухмыльнулась Тася.
– Девочки, не ссорьтесь! – хохотнул я.
Все засмеялись, кроме Матвея.
– Я тебе не девчонка! – огрызнулся противный рокер.
Тася встала, поставила рюкзак Матвея на пол, села на стул рядом с ним, спиной к учительскому столу и похлопала соседа по плечу:
– Не расстраивайся, я тебе лифчик подарю. Ничего страшного, что у тебя нулевой, носки можешь подкладывать, – поддержала мою шутку она.
Мы с Тасей снова загоготали как ненормальные.
Агата посмотрела на обиженного Матвея и сказала:
– Ребят, ну хватит, пошутили и будет. А ты на них забей, – она одарила его понимающей улыбкой и он сразу растаял. Мне стало противно.
Тася посмотрела на нас, потом на Матвея более жалостливо, чем пару минут назад. А потом она его погладила по спине и сказала:
– Ну, извини, я по привычке, ты же знаешь, что я до сих пор к тебе не привыкла, после твоих-то издевок, – с искренним сожалением произнесла Тася и посмотрела так сочувствующе и понимающе в глаза Матвею, что он посмотрел на неё ошарашенно в ответ, но потом в его глазах возникла искра. Я тоже был удивлён. Впервые за 35 минут, пока я с ними, впервые вижу, чтобы они не пререкались. Эти двое смотрели друг на друга таким взглядом, будто бы и метеорит упал на землю, и спустилась благодать одновременно с этим. Такое ощущение, что оба не ожидали такой доброты от Таси по отношению к Матвею. Потом наступила неловкая тишина между ними, поэтому он просто кашлянул и сказал: "Да". А потом уткнулся в телефон с глупой ухмылкой. Видимо, на его языке это означает "спасибо". Тася хмыкнула, наверное, недовольная реакцией Матвея, достала со своего стола книгу в мягкой обложке, открыла где-то на середине и тоже уткнулась в неё. На обложке я увидел название "Чувство и чувствительность".
