Живая жизнь борется в нем с холодною вечностью, брезгливо отрицающею жизнь. Андрей смотрит на сидящую у его постели Наташу. "Неужели только за тем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?" И сейчас же вслед за этим думает: "Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее (Наташу) больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?"
Грозная, высокомерная вечность не в силах терпеть рядом с собою такого ничтожного пустяка, как жизнь. И князь Андрей говорит Наташе:
"- Никто, как вы, не дает мне той мягкой тишины... того света. Мне так и хочется плакать от радости... Наташа, я слишком люблю вас.
- А я? - Она отвернулась на мгновение".
И живая жизнь, которою полна Наташа, с непонимающим недоумением спрашивает:
"- Отчего же слишком?
- Отчего слишком?.. Ну как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив?"
Князь Андрей засыпает и все время думает о жизни и смерти, и больше о смерти: "он чувствовал себя ближе к ней". И опять созидается безжизненный "мир чистой мысли".
"Что такое любовь? Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Любовь есть бог, и умереть - значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику. Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего-то недоставало в них, что-то было односторонне-личное, умственное, - не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул".
Ему снится, что в дверь ломится оно; он изо всех сил держит дверь, но усилия напрасны, дверь отворилась. Оно вошло, и оно есть смерть. Андрей умер - и в то же мгновение проснулся.
Но проснулся другим, чем был раньше. "Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и - по той странной легкости бытия, которую он испытывал, - почти понятное и ощущаемое".
Для князя Андрея началось "пробуждение от жизни". Приезжает княжна Марья с его сыном. Она поспешно подходит к брату, давя рыдания, - и вдруг замедляет шаг, и рыдания замирают. "Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватою.
"- Да в чем же я виновата? - спросила она себя. - "В том, что живешь и думаешь о живом, а я!.." - отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, а в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
