Все эти подробности я узнала вскоре после возвращения из пансиона. Мама тогда болела и, словно бы в предчувствии смерти, рассказывала мне о том, что никто больше рассказать не мог. Вплоть до самых интимных вещей.
– «Тайная радость Венеры мила и юнцу, и девице»… Мила, конечно, но если с приятным тебе человеком это просто удовольствие, то с любимым – чудо, наслаждение, не имеющее себе равных. У меня был мужчина до твоего отца, были связи и после, но это как песок перед алмазом или, лучше, как зонтик в сравнении с бесподобным куполом небес.
Но тогда она поправилась и вернулась в оркестровую яму, а я поступила в труппу певицей. Первый раз вышла на сцену в роли Тисбы, одной из сестёр Золушки.
Изабелла пришла посмотреть на мой дебют и попрощаться: она уезжала в Швейцарию.
В музыке и пении Изабелла высказывала полное отсутствие способностей, но зато преуспевала в математике, физике и химии. Окончив обучение, она заявила бабушке, что намерена учиться в Швейцарии на врача:
– Там есть университет, в который принимают женщин. Я в газете читала про госпожу Суслову из России, которая его закончила с золотым венком!
Изабелла явно была настроена на повторение этого достижения.
Графиня д‘Аллелио сначала растерялась, потом обдумала смелый план и глубокомысленно изрекла:
– Может, это и неплохо! Если ты не выйдешь замуж, то ремесло врача тебя прокормит, а если выйдешь – будешь сама лечить свою семью и таким образом экономить деньги.
Что-то мне это напомнило… ах да, практицизм Амриты.
От воспоминаний меня отвлекла необходимость идти на репетицию. В воскресенье в Англии запрещено давать представления, но синьор Стефан решил, что репетировать можно.
Началось с того, что не явился Паркс. Ждали полчаса – бесполезно. Сеньор Стефан, весьма недовольный, сам сел за контрабас.
Контрабас.
Инструмент моей матери.
Сколько раз, выходя на сцену, я смотрела в определённую часть оркестра; вид знакомой фигуры успокаивал меня. Больше не успокоит. Никогда.
Потом синьор Амати никак не мог начать партию Зурги. То на тон выше, то на тон ниже… Безумие, у него совсем недавно всё получалось!
Наконец, кое-как справились. Вышла я и… забыла. Напрочь забыла, с чего мне надо начинать.
Подсказали.
На лице дона Октавио было написано изумление.
– Что с Вами? – тихо спросил он. И, заразившись, видимо, моим настроением, сфальшивил.
Синьор Имолезе не скрывал своего гнева. Он единственный из нас всё делал правильно.
Кое-как добрались до момента, когда Лейла остаётся одна. Тоскливо вывела: «я мечтать хочу».
