Это поведение и добило переводчицу окончательно. В миг, когда совершалась стремительная и беспощадная атака Дювалье, она поняла, что пришла вовсе не на «бизнес-свидание». Скорее всего, мелькнуло в ее голове, это криминальная разборка. И еще очень вероятно, что когда француз покончит со своим оппонентом, он захочет устранить единственную свидетельницу этого происшествия.
Страх, неожиданное осознание, желание спасти свою жизнь придали переводчице сил. Истошно завизжав в надежде, что на крик высунется кто-то из соседей, она размахнулась своей сумочкой и ударила француза по голове. А когда тот покачнулся, продолжила бить еще и еще, не переставая кричать так, что в подъезде стали резонировать стекла.
В сумочке, помимо прочих дамских вещей, находился словарь Лонгфелло, 800 страниц. Переводчица всегда брала его с собой на всякий случай – если вдруг, неожиданно, она не найдется, что ответить, не поймет, что сказал клиент или испытает какой-нибудь другой языковой форс-мажор, она извинится и попросится на секундочку выйти – по своим дамским делам, и, выйдя, найдет в словаре нужное слово.
Так или иначе, но сейчас 800 страниц Лонгфелло придавали соприкосновению женской сумочки с головой Дювалье неожиданную мощь. От ударов у француза даже на миг помутилось в голове, и он заорал: «Да, чего ты ко мне прицепилась, сучка?» – разумеется, на чистом французском – и дальше реагировал на автомате.
На очередном взмахе сумочки он выставил руку, блокируя ее движение к своей голове, а другой, свободной, рукой нанес короткий крюк снизу прямо в челюсть переводчицы.
Это были чистые рефлексы, убеждал себя потом Дювалье. На тебя нападают, а ты защищаешь свою жизнь – все, как их учили в спортзале. Прямо как по учебнику. Ничего личного…
Переводчица рухнула на замызганный кафель как подкошенная. Секундой позже туда же приземлилась ее сумочка со злополучным словарем. Дювалье стоял, широко расставив ноги, тяжело дышал, смотрел на распростертое перед собой тело и пытался переварить происшедшее.
– Зачем… – из-за спины донесся до него тонкий голос блоггера. – Зачем ты вырубил Лагерфельда?
– Я и тебя сейчас вырублю, если ты не заткнешься! – заорал Дювалье, даже не задумавшись о том, что сам, без переводчика, понимает русские слова.
Гораздо более его заботили другие мысли. Что делать с переводчицей, распластавшейся у его ног? И о каком таком Лагерфельде, черт возьми, толкует этот русский парень?
Москва, Хитровка, съемная квартира
