Помещение, в котором он обнаруживает себя, ему незнакомо. С первого взгляда, оно напоминает номер отеля – когда-то несомненно очень респектабельный и дорогой, но сейчас явно находящийся не в лучшем состоянии. Можно было бы подумать, что тут ночевали сумасшедшие рок-звезды, и что дело происходит в те славные времена, когда считалось хорошим тоном оставлять после себя кучу пепла в отелях и выбрасывать из номеров телевизоры.
А что если? Черт. Лучше даже не думать об этом… Федор Глухов трясет своей украшенной модным чубом головой, чтобы прогнать наваждение. А что если… остатки ЛСД в его организме… отправили его в прошлое? Черт. Черт. Черт… Туда, где ошалевшие от наркотиков музыканты громили гостиничные апартаменты? После того, что происходило с ним в последние дни, Федор Глухов может поверить во все, что угодно.
Он озирается вокруг. Повсюду летает пух от разорванных подушек. Как снег он покрывает собой предметы, лежит на заляпанных вином подоконниках, на постели, на стульях, на столе – пушинки трепещут и движутся от невидимых дуновений. Сами подушки – вернее то, что от них осталось, искромсанные серые куски материи – прибиты гвоздями к стене на манер картин в зале современных искусств. На них черным маркером нарисованы рожицы привидений, ругательства, и все это покрывает толстый слой помады разных цветов – от кроваво-алого до нежно-розового – десятки отпечатков женских губ.
Неожиданно Федора Глухова озаряет первая вспышка – обрывочное, смутное воспоминание. Он – зажав в руках гвозди, безумно хохоча – прибивает наволочку к стене. «Это будет получше, чем Баския, детка!», – кричит он, в то время, как рядом хихикает молодая, одетая в одни только трусики, девчонка. Упругая девчонкина грудь задорно колышется в такт ударам молотка по стене. При этом лицо девчонки Федору незнакомо.
Он пытается проследовать дальше в глубины собственной памяти и выудить оттуда что-нибудь еще – зацепку, которая помогла бы ему объяснить, где он, в каком времени он находится, и почему он оказался именно здесь.
Стучать в дверь неожиданно прекращают. Но это не потому, что люди за дверью отказались от намерений попасть внутрь, нет. Они затихли перед последним штурмом, понимает Федор, сейчас они притащат бревно или что-нибудь тяжелое, или на худой конец найдут запасные ключи от номера, и последнее отделяющее его от жестокого мира препятствие падет. В том, что мир будет жесток к нему, у Федора нет ни капли сомнений. Он ощущает зловещую энергию всеми фибрами своей измученной, страдающей похмельем души.
