Все вместе это означало, что прошлое отпустило меня, и я, признаться, вздохнул с облегчением. Теперь опасаться было нечего. Зловещие тени Азама и Мурада растворялись в свете наступающего дня, и единственное о чем я мог жалеть, вспоминая о том времени – это о моих милых девчушках из Полтавы. Что с ними случилось? Стали ли они жертвами кавказских страстей или спаслись? Вполне вероятно, размышлял я, они могли сделаться любовницами или даже женами чеченцев. Действительно, почему нет? Девочки они были простые и милые, и могли легко найти общий язык со всеми – а уж с чеченцами, падкими до женской красоты, им удалось бы сделать это намного легче, чем мне.
Прочитав новость об аресте Азама и Мурада, я сходил в ту нашу квартиру, из которой когда-то спасался бегством. Но дверь мне открыли уже новые жильцы, и они ничего не знали о том, что происходило здесь до них.
Заботы, которые навалились на меня вскоре, вытеснили все другие мысли. Мы открыли собственное производство! В один из дней – опоздав по всем мыслимым срокам и дважды смертельно разругавшись – совет директоров ООО «Луи-Интермода» в составе двух человек выстроился перед собственной фабрикой, как какой-нибудь военный гарнизон на параде. В руках у меня были ножницы, и мы были готовы стартовать.
– Доверяю честь разрезать ленточку тебе, Алеша, – сказал я
– Нет уж, позвольте, – галантно уступил он. – Сделаем это вместе.
Вдвоем мы уцепились за ножницы и разрезали края ленты.
Вся сцена происходила на глазах сотни работниц, за дверью нас ждала сотня станков, а все дело происходило в сорока километрах южнее Москвы. Станки дышали на ладан, средний возраст работницы был за пятьдесят, а снять помещение под фабрику ближе к городу не позволила высокая рента. «Хрен с ним, – сказал Алеша Шнеерзон, когда мы впервые приехали посмотреть здание. – Будем считать, это станет чем-то вроде нашей загородной дачи». После этого он основательно увяз ногой в коровьем шлепке и замолчал до конца экскурсии. Так мы вошли в мир высокой моды.
Первая сумочка была готова спустя двадцать минут после разрезания ленты. Я скажу, что это было просто загляденье. И хотя вы тут в Китае тоже можете неплохо шить, та первая была настоящим произведением искусства. Я сохранил ее на память. Вот она.
В руках молодого человека появляется бумажный сверток. Бережно развернув его, молодой человек извлекает на свет сумочку «Луи Вьюиттон» и передает китайской девушке. Та принимает ее робко – держит так, будто это хрустальная туфелька, способная вдребезги разлететься от неосторожных прикосновений. Затем девушка вглядывается в отпечатанную на сумке монограмму, и ее глаза широко распахиваются.
