Дверь президентского люкса негромко приоткрылась, и в нее усталым шагом вошел Ричард.
– Ну, наконец-то! – облегченно вздохнул ожидавший его Марк, но, обернувшись, вытаращил глаза от неожиданности.
Ричард, уходивший утром из номера в элегантном атласном костюме и с безупречно уложенными волосами, сейчас был похож на последнего уличного бродягу. И как только его пустили в отель такого высокого класса? Весь промокший до нитки, обляпанный грязью и зелеными водорослями, и даже без пиджака, он бы мог сойти за бездомного нищего, если бы ни присущая только ему царственная манера держаться, даже в таком состоянии.
– На тебя напали? – взволнованно спросил Марк, не в силах отвести взгляд от его внешнего вида.
– Ерунда, – с неизменной снисходительной отмахнулся Ричард, направляясь прямиком в ванную. – Мне просто нужен горячий душ. Не закажешь нам пока в номер что-нибудь перекусить? Я продрог до костей, не хочу сегодня больше никуда выходить.
– Ты что, решил поплавать в канале? В феврале? – не унимался Марк. Любопытство не давало ему покоя.
– Вроде того, – отозвался Ричард. – Мне пришлось опять спасать мою Венецианскую красавицу. Наверно, у меня такая судьба.
– Ты точно тронулся умом, – недовольно скривился Марк. Причуды Ричарда начинали принимать все более странный характер. – Но больше тебе не придется никого спасать. У меня для тебя отличные новости!
– Правда? – приподнял одну бровь тот, остановившись у двери ванной.
– Да, это просто невероятно, Ричард! – по-детски восторженно воскликнул Марк. – Сегодня пришло подтверждение, что наш препарат одобрен итальянским Министерством здравоохранения.
– Ну, я в этом не сомневался с самого начала, – самоуверенно ответил тот.
– Но это еще не все, – воодушевленно продолжил Марк. – После итальянского Минздрава нами заинтересовались французы и немцы. Если мы хотим запатентировать наш препарат на территории Франции и Германии, нам нужно немедленно ехать для сертификации. За ними потом подтянется вся Европа. Завтра утром пойдет?
Лицо Ричарда задумчиво вытянулось. В любой другой ситуации он был бы вне себя от радости и гордости за достижения своей кампании, но сейчас совершенно необъяснимым образом он чувствовал, что должен остаться в Венеции.
– Я не могу сейчас уехать, Марк, – после долгой паузы ответил он. Он бы соврал, если бы признал, что это решение далось ему легко. – Я тебе уже объяснял.
