…Научившись к пяти годам писать и читать, Настя запросилась в школу, но в силу малолетства была определена лишь в кружки местного Дома культуры, зато во все сразу. От сверстников она не отставала, скорее даже опережала их в своем развитии, но всерьез ими не воспринималась. Педагоги ласково звали талантливое дитя Дюймовочкой, ровесники пренебрежительно – Малявкой. Последнее прозвище прочно закрепилось за ней и в школе. Подружками за годы учебы она так и не обзавелась, оставшись чужой среди одноклассников, сторонившихся ее из-за успехов в учебе, природной замкнутости и раздражавшей их интеллигентности. Вплоть до выпускного вечера они видели в Асе наискучнейшую домоседку, главной заботой которой были старики и книги. Да и могло ли быть иначе, если Настя воспитывалась бабушкой и дедушкой, которые души не чаяли в своей ненаглядной кровиночке, с пеленок развивая ее таланты и формируя эстетический вкус! В шесть лет внучка пошла в школу. Она уже знала несколько языков и нотную грамоту, вышивала и вязала, уверенно держала в руках кисти и рисовала незатейливые пейзажи и натюрморты. Уже с младших классов любимым местом девочки стала домашняя библиотека. Когда в десять лет она проштудировала даже запасные фонды Дома культуры и перенесла на холсты портреты многочисленных соседей, это никого не удивило. Старики считали внучку гениальным ребенком, соседи – чудаковатой знайкой, ребятня – пришибленной тихоней. В целом, понемногу правы были и те, и другие. К сожалению, общий язык малышка находила лишь с домочадцами, педагогами и детдомовцами, над которыми, сколько она себя помнила, всегда шефствовали бабуля с дедулей. О своих родителях девочка ничего не знала. Эта тема в семье никогда не обсуждалась. На удивление, досужие сплетницы не совали свои любопытные носы в фамильные дела интеллигентных соседей. После нескольких десятилетий забвения Настин дед каким-то непостижимым образом оказался на вершине творческого успеха. Имя неизвестного ранее художника стало ласкать слух коллекционеров отечественной и зарубежной живописи. Многие его работы получили постоянную прописку в ведущих музеях страны и за ее пределами, часть других постоянно кочевала по всевозможным выставкам, охотно раскупаясь ценителями с именем. В доме, наконец, появился достаток, благодаря чему семья не бедствовала. Берестовы охотно поддерживали культуру ставшего родным города и благополучие его особо нуждающихся граждан. Настя с детства впитала в себя щедрость и бескорыстие, трудолюбие и ответственность. О столичном периоде жизни своих стариков она знала до обидного мало – те не любили вспоминать прошлое. О том, что Катерина Николаевна в свое время возглавляла литературную часть лучшего московского театра, уверенно переводила с английского, французского и немецкого, вдохновляя своей красотой не одну знаменитость, бабушка предпочла умолчать. Как и про то, что от карьеры и московской прописки им с мужем пришлось отказаться из-за открытой поддержки высланных из страны опальных писателей и музыкантов. По «совету» органов, отказывать которым себе дороже, Берестовы собрали нехитрый скарб и отправились в дорогу. В Заречный они приехали уже с внучкой на руках. Где и при каких обстоятельствах отыскалась кроха, история умалчивала, но эта девочка стала наградой за долгие годы скитаний и одиночества.
