И храм твой откроется влажным рассветом,
Любовь воскресая в отважном юнце.
И слово монаха затронуло воина,
Но буйной души не удастся отвлечь.
Упрямая честь обязала покорно,
Покорно и глупо схватиться за меч.
IV
Пред чёрным закатом явилась беда,
В стальных балахонах, идущая равно.
В руках сбитой твари горит булава
И лик призакрыла повязка багряна.
Льновласый ещё раз взглянул на уступы,
Свой дом не отдаст его сердце никак.
Пусть лучше ложатся на тело разрубы,
Внушают пусть гордость, и думает всяк:
"Вот это был рыцарь, защитник отчизны.
Его не сломали, ни холод, ни страх,
Он меч свой, подняв, превращается в прах,
Сам каменным гробом заткнул укоризны".
А холод вновь рыщет вопящей метелью,
Срывает горящие искры из глаз.
Несутся потоки, взрываются ветви,
Удар за ударом – клинка перифраз.
Вонзается в тело, ломая доспехи,
Целует железо горящую плоть,
И ветры, и ветры лелеют посевы,
Главой льноволосой стремятся вдохнуть.
Удар за ударом. Доспешный отходит,
Его всё лобзает взыскательный меч,
А в юноше только горит средоточье:
Жестокость и гордость, отвага и честь.
Дымящийся снег на ногах, тихий шорох.
Лишь звоном клинка отражается стон.
В глазах человечьих надежды опора
Взвивается в небо, он выстоял, Он!
И слишком отвлёкся умом в миг победы,
Беда появилась, неслышна ему,
И шут полубокий, руками своими,
Под ногу подставил льновласому сук.
***
– Серебристою иглою шьёт и шьёт мою судьбу,
Необхоженной тропою по потёмкам я бреду.
Видит солнце из окраин лазуритового дна:
Я один его встречаю у раскрытого окна.
Как ларцовыми дворцами стелется чужая жизнь:
Я смотрел из-за окраин, не боясь свалиться вниз.
Вот уж древо ногу держит, подтолкнул меня буран,
Я слетаю с этих стержней, в межпространственный вигвам.
Дайте мне рассветных далей, дайте доброго коня,
Ну, а впрочем, не пристало, мне достаточно сполна.
***
И на сим, взорвав сугробы,
Падал бедный льноволос,
Скальной бледностью покоев,
Будет юноше погост.
V
В тихой и ночной печали
Дышит сонная ладья.
Свечи капают речами,
Всё уходит в никуда.
Над безбожными крестами
Просыпается заря
И желанными плечами
Не обвита жизнь моя.
Чёрным шарканьем подножек
Раздаётся в глухоте,
Светлых пасынков тебе –
Не найти среди дорожек.
Всё в церковной суете.
Всё обкашляно тревожно.
Скука вновь гостит в воротцах,
Ливенцовский ест придел.
Мне, храмовнику, неймётся:
Интересно, что да где.
Убегаю я ночами,
Поглядеть за створки лет.
Но, однако, не встречаю
Ничего, что лило б свет.
Небеса родной Ливенцы
Застилают облака.
Звёзды только чужеземцам,
