– Аой! | страница 23



слишком много постиг я
утрат.
Знаю, прелесть тех дней
не иссякнет вовеки
в истомившейся думой,
неспокойной душе, —
как нельзя ручейку
дважды течь
                 в ту же реку,
так и детство моё
не вернуть уже мне.
Помню кронистой липы
медвяное цветенье,
без конца васильки
на июньском лугу,
тёплый воздух вечерний,
разудалое пенье,
шумный говор и смех
в молодёжном кругу,
и просторных полей
красоту неземную,
перелесков и рощ
отуманенный вид,
и улыбку девчонки
так приятно
                простую,
когда только тебя
она ей одари́т
Всё то было кругом,
но искал я другого.
Я не знал, что ищу
и найду ли когда.
То была ли мечта?
Созерцанье немое?
Безрассудный расчёт?
Иль – одна пустота?
Не печальный, но скучный,
как свечи отраженье,
искушаемый тайной,
я бродил по земле.
Сколько грусти обрёл
я в своих размышленьях!
Сколько ярких надежд
я упрятал
               в себе!
Я прошёл пустоту,
побратался с покоем,
и мечта уже редко
прилетает ко мне;
но, как прежде, хочу
отыскать то, другое,
что нигде не терял
и не видел нигде…
               – Аой!

Отважный окоём

Тихий шорох стынет
                             над рекой
возле мо́ста, где туман густой
исплывает
             над своей
                           судьбой.
В росе ивняк и травы на откосах;
они истомлены
                    в немом оцепенении.
А солнце не торопится к восходу.
То здесь, то там поток задрёманный
как будто невзначай
                          подёрнется
                                          журчанием,
и в унисон – ленивый рыбий всплеск.
А впереди, за берегом отлогим —
                     колки берёз, дубков и клёнов
накрыты мглой;
                   и в них уже шумливо:
ко времени там
                      пересчёт пернатых.
Подале прочих
                  иволги округлые распевы;
умеренны они,
                     тревожны,
                                 глухи,
                                        мнимы;
и в них же —
                    золото
                              и радостная алость.
И зоря, взрозовев,
       уж пламенит восток,
               огнём пронзая небо,
                          забрызгивая ширь
                                   и шквалом бликов
                                                устрашая тени.
С присоньем,
                 не спеша
                      от мо́ста в стороны
                                 сама себя дорога стелет;
по ней прошелестнуло шиной.
И новый след благословился эхом.
Подправлен окоём
                       глубокою
                                    и ясною отвагой!