— Да? — Голос Сьюзен прозвучал вопросительно.
Эдвард засмеялся:
— Дорогая, там не было «да», одно громадное «нет». Все закончилось грандиозным скандалом, и я удалился.
Сьюзен сразу вспомнила тот скандал. Из-за Вероны. Эдвард был ужасно в нее влюблен, но Джеймс Рэндом стал в позу: хочешь жениться — пожалуйста, но изволь оплачивать свои счета сам, выплата карманных денег прекращается в день свадьбы. Молва приписывала Джеймсу Рэндому еще более драматичные детали, в частности высказывание, что он скорее согласится видеть Эдварда в гробу. Однако Сьюзен знала Джеймса Рэндома как человека достойного, который привык сдержанно выражать свои мысли, и даже тогда, в свои семнадцать, не могла в это поверить. Вспомнив, как все было, Сьюзен решила, что ей будет лучше выразить свою заинтересованность только взглядом. Всегда лучше промолчать, чем брякнуть что-нибудь не то, но обычно она вспоминала это золотое правило тогда, когда было уже слишком поздно.
Эдвард вновь качнул чемоданами и продолжил все так же небрежно и отрывисто:
— А теперь пропустим четыре с половиной года. Меня считали мертвым почти три из них — это всех устраивало, что было вполне обоснованно. Дядя Джеймс, естественно, составил новое завещание. Даже если официально меня не лишали наследства, не оставлять же его трупу. Итак, Эдвард мертв, Джеймс мертв, и дорогой дядя Арнольд получает все. Вот так и обстоят дела. Разве Эммелина не писала тебе об этом?
Сьюзен покачала головой:
— Не думаю. В углу последней страницы были какие-то каракули, которые я не смогла разобрать, но я подумала, там опять что-нибудь про того котенка, который неожиданно стал красавцем, и Эммелина переименовала его из Черныша в Люцифера. Послушай, ты хочешь сказать, что дядя Арнольд не собирается ничего менять? Теперь, когда оказалось, что ты жив?
— Не собирается.
— Но разве его нельзя заставить? Мистер Рэндом никогда бы не исключил тебя из завещания, если бы не считал, что ты умер.
— А как можно доказать, что сделал бы, а чего не сделал бы человек, который уже мертв? Мы крупно поссорились — и он изменил завещание. Таковы факты, а правосудие испытывает глупое пристрастие к фактам.
— А когда он изменил завещание? Когда ты уехал или когда он поверил в твою смерть?
Мгновение Эдвард сердито смотрел на Сьюзен. Затем рассмеялся:
— Не принимай это близко к сердцу, детка. Я не собираюсь выносить сор из избы. Может, и грязно, но пусть лучше все остается дома.
Она опешила — так он мог разговаривать со школьницей пять лет назад. Надо, надо было держать язык за зубами! Но она не выдержала и вот — получила по заслугам. То, что он осадил ее, было не обидно, а вполне естественно. Она покраснела, но рассмеялась и сказала немного виновато:
