– В красную рубашку, синие брюки и черные кроссовки, – отрапортовал я.
– А на правом рукаве у него ничего не было, ты не видел? – продолжал расспрос Юра, хоть и с меньшим напором. После моего описания одежды того парня, Юра немного успокоился.
– Да нет, вроде… – ответил я и задумался.
– Юрец, да забей. Если бы это был чувак из «РедРайта» он бы одевался по-другому, – сказал Юре один из сидящих.
– Да я понимаю… – протянул Юра. – Просто странно, либо это один такой отбитый, либо это пацан из первоначального состава… – он снова посмотрел на меня: – Тот нацик был младше тебя?
– Да, – с готовностью ответил я.
– Это хорошо. Тогда, значит, он не из тех. Хотя… – он задумался. – Слушайте, кто из Вас был с нами еще до того, как мы стали называться WScrew? – вопрос предназначался сидящим.
Два человека подняли руки. Всего в баре, не считая нас с Юрой, сидело человек семь, поэтому это была довольно большая часть.
– Вы помните тех, кто тогда отделился из неонациков, им сколько было? Лет по двадцать?
– Ну, да. Плюс-минус год-два, – ответил кто-то.
– Ага. А было это три года назад. Как думаете, за то время, которое прошло с момента их ухода, у них могло много преемников появиться?
– До черта.
Юра посмотрел на меня.
– В красной рубашке, говоришь… Видимо у этих кретинов новая униформа. Что ты хочешь, Арчи? – пренебрежительно спросил он у одного из сидящих.
Я проследил за его взглядом и тоже посмотрел в ту сторону. Там сидел тот самый парень азиатской наружности, который меня привел на посвящение. Он тяжело вздохнул и сказал:
– Ларису Ивановну хочу.
Все сидящие покатились со смеху. Я тоже слегка прыснул.
– Вот умеешь ты разрядить обстановку, – сказал Юра сквозь смех. – А по поводу твоего вопроса, – он снова смотрел на меня. – У нас в городе «банд» куча. Только они не активничают особенно. По крайней мере, мы с ними не сталкивались. У нас идиоты на любой вкус. Даже феминистки есть.
– Да? – изумленно спросил я.
– Ты не знал?
– У меня ощущение, будто я вообще этого города не знал.
Это была чистая правда. Юра будто бы приоткрывал для меня занавес, которым до этого момента был для меня закрыт Хеймсфальск.
Он улыбнулся:
– Это ты хорошо сказал. Но они тихие. Митингов не устраивают, голые по проспектам не бегают. Максимум их деятельности – использовать уродские феминитивы. Все.
– А кто там состоит? Сорокалетние женщины? – с улыбкой спросил я. К феминисткам у меня было пренебрежительное отношение.
– Ну почти, – Юра тоже улыбался. – Там еще малолетки. На год-два помладше тебя. У них просто в жизни такой период – им надо кем-то вдохновиться. А тут удобно подсовывается тетенька, которая говорит, что все мужики – гниды. Вот только эта тетка – стерва, каких поискать, от которой мужики, и не только, шарахаются. А эта мелкая всего лишь с парнем рассталась. Или еще лучше: ей понравился мальчик из класса, а она ему нет! Все, вселенская трагедия. Теперь выжимай подушку, бей кулачками стенку от негодования кричи, что все мужики ублюдки. Вот тебе вся история с хроникой.
