– Леш, а давай я тебя загипнотизирую!
– Попробуй.
– Представь человека, к которому ты испытываешь теплые чувства, – я вызвала в своем сознании образ медсестры Риты. У нее были красивые волосы цвета «шатен». Локоны падали на лицо. Глаза сверкали двумя темными дерзкими огоньками. Алые губы чуть приоткрыты.
– Представила?
– Да, продолжай.
– Представь, как этот человек подходит к тебе чуть ближе. Берет за руку, – Паша нежно тронул мою руку.
На этом моменте образ прекрасной Риты начал сменяться другим. Таким знакомым и более желанным. Я увидела перед собой Шестнадцать тон. Ощутила его прикосновение на своей руке. Он был так волнующе близко. «Нет, это не должен быть Шестнадцать тон. Рита, Рита, вернись!» Я пыталась сопротивляться его образу будто чему-то грешному. Но…
– …ты чувствуешь рядом с собой его дыхание…
…Но это тот образ, который я люблю! Без которого не могу представить своей жизни!
– …он приподнимает твою голову, и ты знаешь зачем…
…Мои глаза были закрыты, но сознание живо рисовало картину происходящего. Шестнадцать тон нежно гладил мою щеку своей огромной костлявой рукой, окутанной бархатной перчаткой. Пустые глазницы его оленьего черепа были устремлены в мои глаза, я чувствовала это.
– …он нежно касается губами твоих губ, и ты поддаешься в ответ.
Не сразу, но я заметила, как шевелится мой язык, а губы повторяют несуществующие поцелуи. Я приоткрыла глаза и увидела улыбающегося Пашу. Он был явно доволен своим фокусом и этой сюрреалистичной картиной.
– Ты придурок, – засмеялась я.
– Заметь, не я целовался сейчас с воздухом. Кого ты представляла?
– Неважно.
Конечно, он не знал про Шестнадцать тон. Такие секреты никому нельзя доверять. Даже близким друзьям. Как минимум потому, что это может закончиться увольнением и поездкой психоневрологический диспансер при условии, если Паша захочет добавить ложку дегтя в мою жизнь.
– Что у тебя с матерью опять случилось?
– Я ее не понимаю. Она считает, что я им с отцом «должна». Должна за факт своего существования. Иногда я спрашиваю себя: «Зачем они меня рожали? Почему мать не сделала аборт?». Зачем я им нужна была?
– Лех, многие люди никогда не спрашивают себя об этом. Для них завести ребенка – дело нормальное и совершенно обычное. Все же вокруг заводят… А аборт – смертный грех.
– Поэтому лучше устроить локальный ад на земле и ждать эфемерного вознаграждения на небе. Повышает уровень дофамина, не так ли?
***
Я вернулась домой с ощущением легкого неудовлетворения. Или незакрытого гештальта. Мы с Пашей быстро перешли на более насущные и приземленные темы: коллег из поликлиники, бюрократические нововведения, наши незначительные жизни в масштабах вселенной и новый вирус из Китая. Паша был выходцем из детского дома. Он не понимал меня.
