Мы расселись на моем пляже недалеко от забора Девятки.
–Да, жизнь не удалась, – сказал Саша, – Впрочем, это как всегда.
– Ну и какой же выход? – спросил Толстый, распечатывая бутылку.
–Ты его держишь в руках.
– Это, так сказать, в маленьком смысле. А в большом?
– Теперь я многого жду от смерти. Вечно вращается колесо жизни. И с радостью и смирением я думаю об этом, – немного напыщенно (торжественно) сказал Саша.
– Ты мне нравишься своим оптимизмом. Ты неисправимый оптимист. Ты тот горбатый, которого не исправляет могила, – сказал Толстый, передавая ему бутылку.
Бутылка пошла по кругу, обжигая и веселя.
– Сыграем в бутылочку, – предложил Саша, – Кто проиграет, побежит за пивом и водичкой.
Игра эта очень простая. Мы все втроем назвали по числу. После этого Толстый кинул бутылку далеко через забор Девятки. А Саша засек время. Заборы Девятки – это сложнейший инженерный комплекс, реагирующий даже на летающие объекты. Через тридцать секунд мы увидели охрану, с овчарками и автоматами летящую вдоль забора. Толстый загадал число тридцать, я загадал двадцать, Саша— тридцать пять. Следовательно, я проиграл.
Я сходил в магазин возле монумента создателям водородной бомбы, купил несколько бутылок пива и напитка «Байкал» (пепси – кола, синтезированная советскими химиками из Всесоюзного научно— исследовательского института продуктов питания). Мы сидели на горячем песке и пили теплое пиво.
–В последнее время жизнь стала как-то мало давать мне, – сказал Саша, – я не получаю того чего хочу ни от женщин, ни от выпивки, ни даже от своей работы.
Толстый хлебнул пива и сказал:
– Я думаю, от женщин ты не получаешь удовольствия, потому что спишь с кем попало, от выпивки— потому что слишком много пьешь с кем попало, а от работы— по обоим приведенным причинам.
Саша не обиделся. Такого человека обидеть невозможно. Он считает себя настолько умнее окружающих, что не обращает внимания на их идиотские мнения. Поэтому поддерживать диалог с Сашей в обычном смысле невозможно – он не вслушивается в то, что вы там бормочете. Есть несколько людей, которых Саша уважает (например, Толстый), и которых он и рад бы выслушать, да разучился.
Когда я был моложе (пару лет назад (да, срок небольшой, но сколько произошло за это время!)) меня такие люди очень привлекали. Мне чудилась в Саше какая-то тайна, какой-то свет, прикрытый вот этим непроницаемым занавесом. А может быть, там нет ничего, кроме одиночества? Одиночества, произошедшего от сверхранимости.
