Я подумал, что теперь надо же что-то делать в освободившееся время. Подумал, не выпить ли кружку пива, но на душе было так хорошо, что не хотелось глушить это ощущение грубым пойлом.
Я подумал о вечернем сейшене, и на душе возникло такое приятное возбуждение. Не понимаю людей, которые боятся выходить на сцену, по-моему, нет ничего приятнее.
Я всегда завидовал, как хорошо Толстому удалось устроиться в жизни. Во-первых, его работа состояла в том, что он отсыпался на мягком диване директорского кабинета. Таким образом, он не обязан был таскаться на завод и проводить там лучшее время ради куска хлеба. Во-вторых, сменных сторожей полагалось трое, а Толстый работал за всех, получая таким образом зарплату большую, чем я, научный сотрудник. Он снимал комнатку, но так как почти жил на работе, она ему была не очень нужна.
Как мне рассказал Толстый, в то время, когда он освободился от всяких там кафедр, квартир, жены и прочих гирь, мешающих взлету, и начал жить такой отличной жизнью, главной проблемой было куда девать массу освободившегося времени. Хотя я немного неправильно выразился – от кафедры Толстого освободили, жена его выгнала, а квартиры он лишился в связи с разводом.
– Отсюда мораль, что все в жизни случается к лучшему, даже если это кажется неприятностью, – однажды сказал по этому поводу Толстый. Впрочем, я знаю, что развод он переживает до сих пор. Он верит, что его стерва – в душе очень хороший человек.
Да, так вот Толстый создал себе твердый распорядок на каждый день недели. Например, вечером он смотрел абсолютно все спектакли во Дворце, даже спектакли детских самодеятельных театров. А после обеда он, как правило, работает в читальном зале городской библиотеки.
Там я его и застал. Уютно светились лампы над столами, мой друг дремал над томами Маркса и Ленина, роняя очки. Лист бумаги перед ним был девственно чист. Хотя ему и не нужно ничего записывать: он может воспроизвести придуманный им текст хоть через год. Очень полезный навык, потому что компетентные ребята разок делали шмон у Толстого в его отсутствие, посмотреть, над чем работает великий человек. Заодно изъяли рукописи (наивные, – это были черновики для отвода глаз).
–Что-то сегодня тяжело идет, – сказал Толстый, зевая, – нужно все-таки больше спать.
С тех пор, как Толстого выгнали с кафедры, есть в его занятиях очевидная трудность: его лишили допуска в спецбиблиотеку, где хранятся нужные ему для работы тексты. Сейчас, например, Толстому интересен Джордж Беркли. Беркли – идеалистический философ, а идеализм в СССР запрещен. Поэтому Толстый изучал Беркли по работе Ленина "Материализм и эмпириокритицизм", где Ленин цитирует Беркли целыми страницами, когда ругает его. Толстого это не смущало.
