Не хотелось улетать в вечность с тайнами – вот он и любопытствует.
Главным его беспокойством была все-таки мама. Что-то было не так в последние годы. Не так, как должно быть. А должно быть, по мнению Вовки хорошо, может быть даже радостно, ну за исключением проблем со здоровьем, возрастом.
Но не было особенных проблем со здоровьем, да и возраст был еще не страшным – едва перевалило ей за семьдесят. И чего бы ни жить?! Да после смерти отца, жила она уже долге годы одна, квартира была вполне хорошая, денег хватало – пенсия была большая, да и Вовка покупал на свои ей все, что нужно. И заходил каждый день, за редким исключением, возвращаясь с работы, благо расстояние между их домами на машине было в десяти минутах. И по выходным частенько они с женой звали ее на обед.
Но как-то последние два года ушла она в себя, разговаривала неохотно, вяло, часто Вовка, открыв дверь ее квартиры своим ключом, заставал ее спящей в кресле перед телевизором, или с распухшими от слез глазами. На вопрос о причинах, мать гладила его по голове и слабо улыбалась.
– Да все у меня, сынок, хорошо. Иди домой. Все в порядке.
Вовка топтался на месте немножко, но в душу к маме не лез – шел домой.
… Самое трудное было сейчас для Вовки – появиться перед мамой. Это не к Милке дверь открыть. Хоть и мертвый был уже Вовка, но понимал – мать только что пережила главную боль в своей жизни – смерть сына, и вот, нате вам, – опять он перед ней.
Но не мог он уйти сейчас с не понятным чувством вины перед матерью.
… Вовка тихо вошел и стоял возле двери, мама так же, как и раньше сидела в кресле, глаза ее были закрыты, черная тень висела под веками, тени от солнца прорезали морщинистое ее лицо.
– Сынок, это ты? – тихо, почти беззвучно спросила мама. Она не шевельнулась, не открыла глаза, лишь губы ее дрогнули.
– Я, мам.
– Посиди со мной.
– Я здесь, мам, я не уйду.
– Ты не мог бы здесь и остаться?
– Я, умер, мам.
– Бог жесток, – сказала мама, – умереть должны сначала родители. И оттуда сейчас, видеть своих детей, и радоваться за них.
– Мам, ты прости, но так уж получилось.
– Ты меня, сынок, прости. Я на тебя обижалась. Мало времени со мной бываешь, как-то все бегом, вроде бы по обязанности. А сейчас – был бы только ты жив! И больше ничего не надо!
– Я уже не вернусь, мам. И никакой вины перед тобой не исправлю.
– Ничего и не надо, я так. Я люблю тебя!
– Я тебя, тоже, мам.
– Я знаю.
– Мам, я буду там мучиться, если ты не расскажешь, что с тобой в последний год происходило.
