– Что вы говорите? Не расслышал?
– Как вас зовут, молодой человек?
– Моя фамилия Бе…, я редактор отдела про…
Разговор тогда не получился, Павел Григорьевич так и не дождался никакого вразумительного ответа, кроме уважительного тона и признания прошлых заслуг всех ветеранов вместе взятых, каких-то общих слов ни о чём. Единственное, что он понял, что срок рассмотрения рукописи составляет три месяца. Он честно отсчитал по календарю ровно три, месячишко прибавил и в это свежее мартовское утро надел свой единственный галстук.
Троллейбус въехал в центр города, и сразу же уткнулся в огромную пробку. Его металлическую тушу, вооруженную двумя токоприемниками, словно натянутыми вожжами, то и дело подрезали бойкие иномарки; светофоры тормозили поток, пешеходы норовили перебежать на красный, – словом, жизнь большого города всё больше и больше надувалась бесполезным хаосом и волнением, суетой и больше напоминала знаменитое «шаг вперед, два шага назад». Все сосредоточенно шагали, но куда именно, никто уже не задумывался. О том, куда шагали, говорили только в программе «Время» по вечерам, но из сухих сводок красиво одетых дикторов Павел Григорьевич ничего не понимал. Он слышал, что жизнь простых людей в стране становится лучше, что всё больше и больше… но батон хлеба в ближайшем магазине месяц назад стал стоить на два рубля дороже и Павел Григорьевич в последнее время телевизору уже не доверял.
И вообще – странно было смотреть ему на этот современный суматошный город, ещё не отмытый после долгой и грязной зимы. Он его помнил другим, чистым, зелёным, каким-то веселым и раскрепощенным, несмотря на времена, вождей и настроение. Об этом он и писал в своей книге, текст которой лежал теперь в электронном почтовом ящике издательства. Так получилось, что эта книга стала первой в жизни Павла Григорьевича – он писал её более пятнадцати лет. Он даже не совсем понимал, что написал: о себе самом или о герое, похожем на него. О молодости, яркой, бурной, романтической, молодости героя, где, конечно, было всё: и победы, и падения, и головокружительная карьера и внезапное отстранение от должности распоряжением сверху, и влюбленности, и развод, и первые неудавшиеся попытки наладить отношения с бывшей супругой и собственным сыном. Жизнь, словно рукопись книги, умещалась в несколько сотен листочков мелкими буковками, и можно было мысленно перебирать знакомые пожелтевшие страницы этой исповеди, всматриваться в лица ушедших друзей, вслушиваться в эти звонкие имена и названия городов. От постоянного сворачивания рукопись стала похожа на старый ковер, который свернули, чтобы почистить на свежем снегу и убрать на антресоль. «Кому она теперь нужна… книга воспоминаний…» – вздыхал Павел Григорьевич. Но все-таки он был уверен, что подобная книга многим молодым поможет обрести себя в собственной жизни. Найти свой путь…
