Фабио и Милена | страница 73



– Возьмите мою душу, но отпустите мою дочку. – Еле уловимый сигнал, просьба, призыв, но увы тщетный, как и всякое слово провинившегося перед лицом палача. Им было наплевать, он знал это, но все равно вымолвил эту мольбу, в приступе непомерной боли, не сознавая толком смысла и не придавая значения каждому слову, ведь не он сказал это, то была его душа, вынырнувшая, но не покинувшая тело, она взывала к остальным душам, к тем существам, которые погубили ту часть себя, что называется душою и потому никто из них не расслышал этих слов, никто не придавал им должного значения.

Фабио подпирал локтями пол стоя на коленях, он покачивался и истекал кровью, в какой-то момент он попытался встать и даже приподнялся, вызвав нескрываемое удивление присутствующих.

– Вот он, ваш герой сегодня! Человек готовый пожертвовать всем ради милейшей дочурки. Посмотри на отца, вглядись внимательно, быть может, станет тебе так же, как и ему, худо до бела! – Вскрикнул Надзиратель, не отдавая приказа продолжать побои.

Милена держалась непринужденно до тех пор, пока Надзиратель не начал высказывать свои гнусные речи. Боль обступила ее со всех сторон, все ее мысли были направлены исключительно в сторону отца, вся его невыносимая участь непременно отдавалась гулкими ударами в ее маленьком сердце. Сосредоточие немыслимого порождало томительную муку, но что являлось немыслимым в этой коварной минуте? Стоит человеку почувствовать свою слабость перед неминуемым как он полноправно убеждается в собственной немощи. Разрастающаяся боль заставляет человека умолкнуть, а мысли тем временем захватывают его разум. Неимоверная боль гасит как речь, так и всякую мысль, она точно неведомый глас, обращающий на себя чужое внимание.

Милена не выдержала, ей не удалось поддаться незримой воли, повергающей ее в адское мучение. На ее глазах избивали единственного родного не кровью но сердцем и душой человека, который был способен проявить в ней все самое святое и благородное, то, что взращивают отцы в своих дочерях сами того не ведая. Милена чувствовала, как причина ее радости и счастья, как человек любимый и любящий непомерно страдает у нее на глазах и порой это наблюдение, эта минута что обращается в долгие мучительные дни, этот человек, который жертвует всем ради одного только облегчения любимой дочурки, готов пойти навстречу погибели и отступиться от жизни, требуя взамен лишь ее спасения и является самым невыносимым испытанием со стороны того кто не в силах ничем помочь, обрекая себя тем самым на страдание обращающееся в бесконечное безумие.