Сразу же после мелодии флейты послышались грозные, внушающие страх шаги, которые ввергали чуть ли не каждого заключенного в ужасную пытку еще до того, как боль разрастется по телу. Снова и снова они перебирали свои пальцы и пытались высчитать сколько же времени прошло с последнего раза, но дни, недели и месяцы ощущались так же, как один непрекращающийся день, который никак не мог закончиться. Лишь Фабио и Сергей не боялись своей участи и всегда один терпел, другой боролся. Милену приближающиеся шаги пугали не меньше остальных, она была единственной кого не трогали грязные, окрашенные чужой кровью дубинки охранников, но ее отец вечно подвергавшийся самому болезненному наказанию, ее опора и единственный человек которого она любила ни смотря ни на что был обречен страдать у нее на глазах и ничто не внушало ей большей боли чем наблюдение и осознание этого. Она могла закрыться от остального мира, не слушать и не видеть того, что прямо перед ней разворачивалось безжалостным актом, но осознание все равно сдавливало грудную клетку и слезы наворачивались сами собой. Она ненавидела плакать и помнила время, когда не знала слез и именно из-за ее прошлого, которое они никогда не забывала, именно из-за прошлой себя которую она всегда с собой сравнивала, она ненавидела себя нынешнюю еще больше. Милена теряла веру в себя и ничто не могло навредить ей так как это.
Решетка отворилась и наручники были одеты. Фабио был готов, но только на одно мгновение, после которого настала адская, жгучая и невыносимая боль, под руководством Надзирателя, который возглавлял это представление и поглядывал украдкой в сторону Милены.
Тело его было будто подвешено на веревке и били его так словно из него вот-вот хлынут конфеты. Раз удар, два, иногда и одновременно. Удары эти забрасывали его в иной мир хоть и не сокрушались ему на голову что поспособствовало бы этому. Раз удар и вот Милена радуется тортику на день рождения, два удар, вот он пытается прикончить юного Сергея оставляя на его лице шрам, три удар, вот юный молодец возраста Милены, держит в руках оружие и пытается разобрать его и собрать с пытливостью необузданного характера и искоркой в глазах. Он летал из одного уголка жизни в другой, становясь то старше то моложе, боль присутствовала везде, она заполняла и хорошие воспоминания и плохие, боль пронизывала всю его сущность, боль заполняла его, приумножаясь с другой болью, старой и давно забытой, она как лампочка накаливалась до придела а потом медленно гасла, Фабио потерял счет ударам, он перестал карабкаться по потемкам собственной памяти, он хотел лишь одного: спасти, спасти свою невинную дочь, ценой своей жалкой и никчемной жизни, которую так ненавидят эти негодяи, он сам не понял что произошло, но слова произнесенные им, эхом отозвались в его же голове:
