– Выставка портрета 17 века – эпоха Парсуны, – было написано на плакате.
Домой идти не хотелось. Слово – парсуны удивило и остановило.
Любопытство направило мои ноги к дверям музея и в надежде увидеть что-то удивительное, я открыла дверь.
В старых музеях произведение искусства все: и скрипучая лестница, ведущая на второй этаж в гардеробную, и перилла, создающие ощущение живой истории, отшлифованные тысячами рук и доведенные до совершенства. Поднимаясь по ступеням старинной лестницы, почти физически чувствуешь призрак времени в таких местах. Пальто мягко легло на теплое отполированное дерево широкой стойки гардероба, основательного, солидного и по-домашнему уютного. Заходящие лучи солнца вспыхнули в деревянных панелях гардеробной, высветив это уцелевшее чудо из далекого неторопливого прошлого.
Открытая дверь манила в мягкий полумрак единственного выставочного зала. Стены зала, затянутые черной тканью, стеклянные выставочные шкафы с мягкой подсветкой, картины, развешенные с изумительным совершенством, создавали ощущение сокровищницы.
– Да, наконец-то научились делать выставки,– пробормотала я, завороженная экспозицией.
Образ Христа – «Спас нерукотворный», смотрел на входивших со старинной иконой доски блестящими живыми глазами и люди затихали, пораженные живой таинственностью образа и драгоценным мастерством исполнения.
Изображением царей и царедворцев, фрагменты фресок, таинственные лики неизвестных портретов смотрели на посетителей, шкафы с наклонными стеклянными крышками предлагали взглянуть на свои сокровища: старинные монеты, табакерки и прочие свидетельства истории. Пожилые мужчины и дамы, причастные к истории искусства, любопытствующие посетители, с благоговейным вниманием перемещались от портрета к портрету.
– Рында!– худенький старик, похожий на профессора бросился к портрету, изображавшего молодого человека, как к близкому родственнику.
– Это Рында! – завопил он, обращаясь к сопровождавшим его дамам, которые, перешептываясь и кивая, отвели его в сторону.
Я обернулась к портрету, который так возбудил ценителя искусства, с картины на меня смотрел молодой человек с гордо поднятой головой, осанкой разбойника и в одежде похожей на колокол из-за далеко отставленной ноги. В подписи к портрету значилось: неизвестный русский художник XVII века, портрет Афанасия Борисовича Репнина.
Большинство портретов того времени окрасились в зеленоватые тона, сказывалась еще не совершенная техника письма на холсте. Вдруг я увидела яркий, будто горящий в огне портрет, он притягивал мастерством и живостью изображения. Я подошла к картине и прочитала табличку:
