— Где эти чертовы слуги! — заорал он так громко, что я аж поморщилась.
Забежали три перепуганные женщины и принялись срывать с меня верхнюю одежду.
— Я сама, — зашептала я, но они упорно продолжали бороться, полностью игнорируя мои попытки сопротивления.
В конце концов мы все страшно запыхались и я в изнеможении упала на диван. Но мельком оглядеться все-таки додумалась.
Замок был обставлен роскошно, но без вкуса, что выдавало в «папе» хама и нувориша. И гнездо, без сомнения, вовсе не являлось родовым.
Но диван оказался мягким. Я снова стала засыпать. Как сквозь пелену до меня доносились вопли родителя о монастыре и еще о каких-то глупостях.
«Это все придурок Шон», — шепнули злобно.
«Это все шизофрения», — вяло ответила я.
«Ты слышала, какое наказание придумал нам папа»?
«Тебе придумал», — хихикнула я.
«Нет, милая, тебе. Я-то сейчас в общаге хлебаю постный суп и любуюсь на твою круглую физиономию в зеркале».
«Любуйся на здоровье».
«А ты тем временем, отомстишь Шону, выведаешь все его грязные секретики».
«Не-а. Я найду тебя и мы снова поменяемся телами. А кто такой Шон?».
«Профессор, поставивший нам кол. Он давно изводит меня…»
Голос Агнес начал прерываться, и я так и не узнала, как именно драконит ее профессор.
«Ты умная и сможешь прижать эту чванливую заразу. Как ты поставила его на место, я даже опупела. Но с папой ты облажалась, милая», — Агнес еще что-то говорила, но я уже погружалась в блаженный сон и половину пропустила.
Она, кажется, упомянула сейф, который я обязана вскрыть. Мол, у профессора там всякие компроматы, обладание которыми поможет сбить лишнюю спесь с этого идиота. И как я, по ее мнению, доберусь до тайника? Вот же ж странная…
Пробудилась я в светлой спальне, окруженная стеной из горничных. Испуганно подскочила в постели и натянула одеяло повыше на грудь. Естественно, и не вспомнила об Агнес, вредном профессоре и гневливом родителе. Просто подумала, что сошла с ума и препровождена в соответствующее заведение, где санитарки почему-то предпочитают черные платья белым халатам.
Вернул мне память звериный рык, раздавшийся от дверей. Заявился «папа».
Я растерянно взглянула на невозмутимых вышколенных горничных. «Папа» в прошлом военный, не иначе.
— Проснулась? — вопросил он строго, нависнув над кроватью.
— Господи, я все еще в этом дурдоме, — простонала я и откинулась на подушки.
Отбросила со лба платиновый локон, и с тоской припомнила свою толстую золотистую косу. И за что мне все это?
