Натали поставила за изложение «четыре», отметила логический ход его мыслей, но посоветовала обратить внимание на картину в целом, а не только на велосипед. И еще подчеркнула везде в Валькином тексте слово «велик» и приписала внизу, что слова «велик» нет в русском языке. Петров был потрясен: «Как так нет слова «велик»? У нас в классе у каждого пацана есть велик, а она говорит, что нет такого слова».
– Наталья Григорьевна, а почему вы написали, что нет такого слова «велик»? – поднял руку Петров.
– Да, мне тоже это написали, – с места добавил Рыбин.
– И мне, и мне, – откликнулись еще несколько пацанов.
– Есть слово «велосипед» в русском языке, а слово «велик», это разговорное, его нельзя употреблять в письменной речи, – пыталась донести до учеников правильную мысль Натали.
– Если есть велик и на нем можно кататься или его можно как-то употреблядь в хозяйстве, значит и слово «велик» можно упобтреблядь, – попытался сформулировать новое правило Петров, утрируя главное во всех правилах русского языка слово.
– Петров, успокойся, – русичка не смогла найти более весомый аргумент. – В разговоре с друзьями вы можете употреблять это слово, но не в изложении, – настаивала она на своем.
«Эти правила – вообще уже», – буркнул себе под нос Петров, но вслух продолжать дискуссию не стал. Наталья Григорьевна решила, что инцидент исчерпан.
– Тема сегодняшнего урока «Как написать письмо». Запишите в своих тетрадях число, «Классная работа» и тему урока, – заторопилась Наталья Григорьевна, пытаясь нагнать упущенные минуты.
Петров слушал объяснения учительницы про то, что в письме обязательно должна быть выдержана структура – обращение, начальная часть, основная часть и заключение или прощание. О том, как важно правильно написать адрес на конверте Петров знал и без этого – читал рассказ Чехова про Ваньку Жукова. А вот, что письмо лучше писать в хорошем настроении, с этим Петров не был согласен: «Разве у Ваньки Жукова было хорошее настроение, когда он писал дедушке? Да его всегда и везде шпыняли и били даже. И селедкой в харю. Разве так можно, селедкой-то?». Посторонние мысли периодически уводили Петрова от скучной темы урока.
Что чужие письма читать нельзя, это Петров тоже понимал. Мало кому приятно, если кто-то перехватит и прочитает твою записку, например. Петров вспомнил, как на ботанике Ива перехватила их переписку с Ковалевой. Он написал, что у мальчишек стержневой корень, а Ковалева написала – а у девчонок мочковатый. «Всего-то. А Ива аж пятнами пошла, когда прочитала», – мысли Петрова опять были далеки от русского языка.
