. То есть
преступник всегда чего-то боится. Боится какой-то силы, которой он не в состоянии противостоять (в противном случае ему незачем совершать свои деяния исподтишка), и которая накажет его, если узнает о совершённом им поступке. И он, осуществляя свои подлые замыслы, просто вынужден действовать по принципу «ударить и убежать». Причём «ударить» именно исподтишка, а затем быстренько скрыться. Разве такие поступки не свидетельствуют о слабости совершающего их? Человеку, делающему хорошее дело, скрываться не надо, он не боится какой-то там силы, которая может наказать его за это.
А как происходит такое преступление, как избиение человека? Сначала преступник (или группа преступников) выбирает место, где можно совершить это действие без свидетелей, а уж затем совершает свой гнусный поступок. Получается, что и здесь преступники действуют исподтишка, скрывая свои деяния от какой-то силы, способной наказать их. Разве это не свидетельство слабости?
А при воровстве или, скажем, обмане разве не соблюдается тот же принцип – действовать исподтишка (то есть бояться чего-то)? Даже сами слова «вор», «обманщик» без всякого анализа их смысла ассоциируются с чем-то слабым, всего боящимся. Если детально рассмотреть любой «плохой» поступок, то обязательно увидим его главную составляющую – боязнь какой-то силы, то есть свидетельство слабости. А такая информация для человеческого сознания невыносима.
А что понимается под понятием «хорошо»? Это, прежде всего, такие действия, которые человек ни от кого не скрывает. А если и скрывает, то вовсе не из-за боязни наказания, а, например, из-за скромности. И, конечно же, при хороших действиях никогда не руководствуются принципом «ударить и убежать». (Вернее, иногда это бывает, например, при партизанских вылазках в тылу врага. Но такое поведение является всего лишь тактикой, эпизодом общей стратегии поведения. Человек в этом случае служит какой-то «более большой» силе, которая обязательно победит ту силу, от которой ему приходится временно скрываться.)
Выходит, что «хорошие» поступки это такие действия, которые совершаются открыто, то есть такие, которые «одобряются» какой-то «большой» силой и, соответственно, нет никаких причин бояться наказания за них. А по форме они могут быть абсолютно такими же, как и вышерассмотренные «плохие».
Конечно, на практике далеко не всегда очевидно, что это за «большая сила», в угоду которой совершаются хорошие поступки, и именно из-за этого очень часто кажется, что понятия «плохое-хорошее» никак не связаны с какими-то там «большими» или «малыми» силами, а формируются в сознании сами по себе, как что-то изначально ясное. Например, поступок, когда сильный обижает слабого, однозначно оценивается как «плохой», потому что просто нехорошо обижать слабого. А вот когда, например, мы видим, как какой-нибудь киногерой, проявив чудеса ловкости и храбрости, превращает в кровавое месиво десяток напавших на него негодяев, то этот поступок «хороший». Потому что их много, а он один. Но ведь, если он их победил, значит, он сильнее их, то есть всё равно получается, что сильный обижает слабых. А это нехорошо. Но сознание воспринимает его действия «хорошими». Бывают и более «неясные» ситуации. Допустим, группа вооружённых до зубов сотрудников полиции окружила забаррикадировавшегося где-нибудь преступника. Силы явно неравны, преступник явно слабее, и его обезвреживание это вопрос времени. Внешне действия полиции в данном случае выглядят как рассмотренный выше «плохой» поступок: много людей нападает на одного. Но никому и в голову не придёт, что полицейские в данном случае поступают плохо. И никто не усмотрит в их действиях свидетельство слабости. Напротив, о слабости полицейских будет свидетельствовать такая ситуация, когда их количество окажется не очень большим и у преступника будет шанс спастись. В чём же тогда принципиальное отличие «плохих» действий от «хороших»?
