Под оглушительные овации народа имперского эмиссара провели к заставленному массами хвороста возвышению и привязали к массивному бревну.
Вспыхнул факел в руках Ульве.
– Раз Андроник – бог, пусть он примет божью пищу! – карфагенянин приблизился к эшафоту и кинул факел в самое сердце кострища.
По сухому древу спешно пробежались искры, следом за ними – яркие лианы, что медленно пожирали всё остальное. Ослепительное пламя вырывалось из костра, точно неслось на вопли кровожадной толпы, чуть затухало и снова вспыхивало с новой силой и яростью. К чёрной башне поднялся густой дым, скрывший за своей пеленой серебристую луну и вторившие ей звёзды…
Павел не издал ни единого звука.
И лишь Лука наблюдал за этим торжеством варварства без особого одобрения, с печалью он кидал взгляд на ночной небосвод, от которого не столь далека устрашающая армада всемогущего императора. Печально, осознавая своё бессилие, вздыхал возле него президент:
– Вот так кроваво кончается Год Господень…
Но Терра помнит всё. К вольному Новому Карфагену неслись, подобно тени, громады могучего Имперского Флота, и лишь один девиз скандировали имперские солдаты: «Карфаген должен быть разрушен!».
