– Чего?
– А можно «Зодак», «Летизен» или «Эриус»? – спросил я.
– Нету.
– А вообще что-нибудь от аллергии?
– Да, 260 рублей.
Я дал деньги. Через минуту из окошка показался сверток. Окошко закрылось. В белом целлофановом пакете лежала пачка кетотифена.
Первым делом, как мы зашли в квартиру, Саша заперла кошку в комнате сестры. Мы сели играть в нашлёпки на кухне. Каждому клеили на лоб бумажку с какой-нибудь глупостью типа: Джигурда, глобус, Покахонтас. Нужно задавать наводящие вопросы, такие, чтоб на них можно было ответить «да» или «нет», и таким образом узнать, кем тебя нашлёпкой обозначили.
– Как клеить? – спросила Катя.
– Слюняй бумажку и хлоп на лоб, – ответил Рома и протянул мне белый кусочек. – На, дарю.
Я послюнявил и налепил бумажку. Катя и Саша посмотрели, что у меня было написано, и засмеялись. У них было не лучше: «вибратор» – у Саши, «памперс» – у Кати. «Кобзон» – светилось розовыми чернилами с блестками у Ромы.
Я угадал, что у меня написано, первым. Смухлевал. Когда пошел в туалет и мыл руки, увидел своё слово в зеркале. «Моисеев». Я вернулся на кухню, включил актёра:
– Я жив?
– Да.
– Я популярный?
– Да.
Вид у меня был серьёзный, сосредоточенная работа ума тормошила «Моисеева» на лбу:
– Я пою?
– Не то чтобы… но да.
– Хм, как интересно. Я – мужик?
– Да.
– Педик?
– Педик.
– Голубая луна?
– Голуба-а-ая!
– Это было слишком легко!
Я снял нашлёпку и стал участвовать в игре уже как спокойный наблюдатель. Под конец Катя осталась одна, ей никак не удавалось угадать:
– Я часть тела?
– Не-е-ет.
– Ну я не знаю тогда.
– Блин, Кать, – не выдержал я. – На задницу детям надевают, ну.
– Что, не знаю. Рейтузы.
– Да какие там… когда они гадят, дети.
– Памперсы?..
– Да! – прозвучало хором.
На втором коне Саша достала из бара бутылку виски и колу. «Я потом маме позвоню, – сказала Саша, – она не будет против, надеюсь». Мы пили, мешая виски с колой один к трём, и играли в эту дурацкую игру, пока глаза не начали закрываться. Мы пошли спать после трех конов в нашлёпки.
Нам с Катей дали родительскую комнату, где было открыто окно. У меня зачесались глаза, и я выпил перед сном таблетку кетотифена. В комнату уже проникал первый свет утреннего солнца. Он проходил сквозь лиловый тюль и едва рассыпался по полу и кровати.
– Может, окно закрыть? – спросила Катя.
Я молча лёг на кровать, сбросив на пол одежду. Катя закрыла окно, в комнате стало тихо. Понемногу закладывало нос, и я чувствовал, как начинает першить в горле. Катя легла рядом и поцеловала меня.
