Однажды мне даже аплодировал целый самолет. Это случилось во время предполетной демонстрации средств спасения. Сначала стюардесса в нашем салоне сдерживала улыбку, впрочем, как и пассажиры, но после десятого раза, когда многие соотечественники уже встали, чтобы увидеть источник шума, салон взорвался дружным хохотом, а потом и вовсе сорвался на бурные рукоплескания. Пунцовая от позорной славы белолицая жена растерянно и виновато улыбалась ближайшим креслам, все же остальные пассажиры улыбались мне весь полет по дороге в туалет и обратно.
Впрочем, есть ведь и другая разведка. Это как Зорге или Штирлиц. Каждый день по лезвию бритвы, на острие кинжала, где ни один мускул, где мозг холоден, глаз остер, память цепкая как фотопленка. Романтично и брутально. Провод резать всегда синий, яд в часах и в перстне, второй пистолет в носке…
Ничего не получилось бы. Я физиономический идиот. Я не запоминаю лиц и имен. Цифры не больше двух в ряд запоминаю мгновенно, а человека, с которым сегодня разговаривал целый час, завтра не узнаю при встрече. Еще хуже, что буду вместо него здороваться совершенно с другими людьми, силясь вспомнить имя, полагая, что это и есть мой вчерашний собеседник.
Или взять ситуацию совсем из фильма «Семнадцать мгновений весны». Ностальгия Макса Отто фон Штирлица по случаю 23 февраля. Не смогу я, отвернув в ванной кран до упора, шевелить губами беззвучно половину куплета любимой песни, пригубив из рюмки местного клоповника. Тоска по Родине для меня чревата тем, что опрокину я стакан, а за ним другой, и потянусь на простор с гитарой, где людей много и небо открытое. Так и пойду до самой Курфюнстердамм с песней Макаревича «Синяя птица», вызывая у обывателей недоумение и даже испуг.
Возможно, я мог бы преуспеть в промышленном шпионаже, но мне не удалось развить эту тему, потому как эскалатор закончился, а мой поезд уже стоял на перроне.
Отчего я не стал великим бегуном, подумал я, запрыгивая в закрывающуюся дверь вагона…
Встретились как-то посредине августа у подъезда два взрослых человека в коротких штанах и кроссовках на босу ногу, поздоровались посредством крепкого мужского ручного жима, закурили и завели беседу про жизнь вообще и про то, кто где отдыхал в частности. Один человек смуглый, как мавр, со следами морской соли на лице – это я. Другой человек тоже выразительный, но привычного в наших краях землисто-телесного цвета – мой сосед по подъезду.
